Арийские и еврейские шахматы - [5]
Шахматный феномен Капабланки
Чрезвычайно поучительным является пример экс-чемпиона мира Капабланки. В своей родной Гаване он считался вундеркиндом (в 12 лет он выиграл чемпионат Кубы). В начале своей карьеры он был страстным мастером атаки с комбинациями, прямо-таки в стиле Морфи. Он стал бы кумиром не только латинского шахматного мира — им он в течение некоторого времени действительно был, — но и всего шахматного мира, если бы его совсем ещё молодым человеком не послали с Кубы учиться в Колумбийском университете в Нью-Йорке.
В этой еврейской столице Капабланка усвоил профессиональные методы шахматных янки. Подавляя в себе недюжинный тактический талант, он уже в 18 лет заставил себя рассматривать шахматы не как самоцель, а как источник приобретения средств к существованию. Еврейский принцип «безопасность прежде всего» он довёл до крайности. Но прирождённый шахматный талант Капабланки был так велик, что им восхищались именно как «художником защиты». Он был ещё и достаточно умён, и поэтому в своих трудах пытался кое-как оправдать негативный характер оборонительных шахмат с помощью псевдостратегических концепций.
Всё же в партиях Капабланки даже в период его чемпионства время от времени проскальзывали огненные блики подлинного духовного озарения — видимо, подсознательная реакция его подавляемого шахматного темперамента. В наши же дни это происходит у него всё реже и реже. Так и случилось, что они оба, еврей Ботвинник и латинянин Капабланка, в конце концов, попали на несвойственные им пути. Для нашего искусства и для борьбы с оборонительными тенденциями в шахматах шахматное существование их обоих бесспорно полезно, ибо они являются теми исключениями, которые подтверждают правило. Исключение? Да, действительно исключение. Ибо в наших шахматах есть ещё и псевдоисключение, псевдохудожники, которые используют арийскую атакующую идею для удовлетворения своей профессиональной жажды к деньгам.
Типичнейшими представителями этого направления, пожалуй, являются уроженец Вены, поселившийся сейчас в Стокгольме еврей Рудольф Шпильман и живущий сейчас в Лондоне еврей из Лейпцига Жак Мизес. Шпильман, бесспорно, обладает тактическим талантом. Он уже в начале своей карьеры понял, что за его талант широкая публика лучше всего заплатит в том случае, если ему удастся создать себе ореол «блестящего специалиста в области жертв». И подобно тому, как четверть века спустя Файн и Ботвинник изучали дебюты и законы атакующей игры, так и Шпильман занялся гораздо более простой проблемой, а именно внешней техникой игры с жертвами. Надо признать, что ему после долголетней практики удалось достичь в выбранном направлении некоторых успехов. Примерно 3 года тому назад он даже позволил себе опубликовать книжонку под названием «Теория жертвы», в которой исследуются всевозможные разновидности шахматных жертв, за исключением той единственной, которая отличает настоящего художника, а именно — интуитивной жертвы.
Столь же далёк от истинной идеи жертвы шахматный мастер и журналист Мизес, который ранее буквально засыпал тогдашнюю немецкую печать своими «блестящими достижениями» в этой области. Он, например, опубликовал в редактируемом евреем Барухом Вудом бирмингемском шахматном журнале «ЧЕСС» в качестве самого выдающегося достижения свой выигрыш у Барделебена (Бармен, 1905 г.).
До сих пор я много говорил о еврейской оборонительной концепции и лишь немного об арийской атакующей идее. Уместно осветить последнюю яснее. В качестве введения важно вспомнить о характерном, хотя и совершенно неправильном представлении о шахматах. В 30-40-х годах прошлого столетия после метеорного взлёта Лабурдонне наступила заметная тишина. Сильнейшим шахматистом мира считался — вероятно, по праву — англичанин Говард Стаунтон. Его игра, которая, к сожалению, оказала некоторое влияние на современников, была столь монотонной, скучной и бедной идеями, что не приходится удивляться тому убийственному приговору, который вынес шахматному искусству гениальный Эдгар По в детективной новелле «Два убийства на рю Морг»[4]. В самом начале повествования, кстати, без всякой необходимости, Эдгар По пишет: «Расчёт в коем случае нельзя идентифицировать с анализом. Например, шахматист очень хорошо умеет считать, не прибегая к анализу. В этом смысле шахматы в сильной степени переоценили. Я не собираюсь писать монографии об анализе как таковом, но позволю себе сделать своего рода предисловие к нижеследующему необычному рассказу. Я волен заявить, что высшая человеческая способность, способность к умственной работе, в большей степени развивается при помощи скромных шашек, нежели с искусственно усложнёнными шахматами. В последней игре разнообразие и особенности ходов различных фигур выдают за признак её глубины, упуская из виду тот факт, что в шахматах очень большая роль принадлежит степени внимательности соперника. Достаточно вниманию на мгновение ослабиться, как совершается ошибка, подчас роковая ошибка. В девяти случаях из десяти шахматную партию выигрывает не более сильный игрок, а более внимательный.
В шашках, где ходы фигур совсем просты, просмотры происходят намного реже
Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.
Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.