Аристотель. Идеи и интерпретации - [36]

^5а20 причин много (πλείους), то согласованность (τὸ σύμφωνον), с которой они подчинены лучшему стремлению (εἰς ὄρεξιν… τὴν ἀρίστην), непостижима. (Но вопрос о количестве сфер заслуживает более основательного изучения причин, и того, что говорят об этом астрономы (ὅ γε τῶν ἀστρολόγων), не достаточно)[136].

(2) Кроме того, непонятно, почему, обладая естественным

^5а25 стремлением, они [эти тела] предпочитают движение, а не покой. И по какой причине они — как сторонники Единого, так и чисел (ведь сторонники чисел постулируют и Единое) — полагают именно эту [цель] в соединении с уподоблением (μιμήσει)[137].

(3) И если стремление, в особенности то, которое направлено

^5b1 на благо, предполагает наличие души, то — если не прибегать к уподоблениям и метафорам — движущиеся тела должны быть наделены душой[138]. Душа же, по-видимому, сосуществует с движением (ведь она источник жизни для тех, у

^5b5 кого она есть), а от нее происходит стремление ко всякому объекту, подобно тому, как у животных чувственное восприятие, хотя оно и обусловлено воздействием со стороны других объектов, порождается душой. Значит, если причина кругового движения первична, она не может считаться причиной наилучшего (ἀρίστης) движения: ведь движение души сильнее (κρεῖττον) и первичнее его и, особенно, движения рассудка

^5b10 (ἡ τῆς διανοίας), который и порождает стремление.

(4) Кто-то может спросить, почему лишь тела, движущиеся по кругу, приводятся в движение стремлением (τὰ κυκλικὰ μόνον ἐφετικά), а не те, которые находятся ближе к центру, хотя эти последние и могут передвигаться (κινητῶν)?[139]Потому ли, что они не в силах это сделать, или же потому, что первое начало их не достигает? Но предположение, будто

^5b15 это происходит из-за слабости, абсурдно, ведь он сочтет достойной мысль о том, что первое начало сильнее даже Гомеровского Зевса, провозгласившего: «С самой землею и с самим морем ее повлеку я»[140]. Остается, правда, возможность, что [предметы, расположенные ближе к центру], некоторым образом не восприимчивы и лишены связей (ἄδεκτόν τι καὶ ἀσύνδετον).

^5b20 Возможно, следует сначала рассмотреть, являются ли эти сущности частями неба или нет, и если да, то в каком смысле. Теперь они как будто отталкиваются (ἀπεωσμένα) от наиболее почитаемых [сущностей], причем не только в пространственном смысле (κατὰ τὰς χώρας), но и с усилием (κατὰ τὴν ἐνέργειαν), ведь таково круговое движение. И случается,

^5b25 что под влиянием кругового движения они случайно меняют место (τόπους) и взаимное расположение.

(5) Но если от лучшего происходит лучшее, то от первого начала можно было бы ожидать чего-то более прекрасного,

^6а1 нежели круговое движение — если конечно их не сдерживает неспособность воспринять что-то лучшее. Ведь первый и наиболее божественный [принцип] желает для всего только наилучшего[141]. Однако возможно, что все это избыточно и не может быть исследовано, так как рассуждающий таким образом

^6а5 желает, чтобы все вещи были подобны друг другу и состояли из лучших [частей], мало или совсем не отличаясь друг от друга.

(6) Точно так же возникает вопрос и о первом небе, а именно, присуще ли ему вращение в том смысле, что если

^6а10 оно остановится, то тут же погибнет, или же это вращение случайно и обусловлено неким стремлением (ἐφέσει) или желанием (ὀρέξει)? — Если, конечно, не считать способность испытывать желание (τὸ ὀρέγεσθαι) чем-то для него врожденным, и если ничто не мешает подобным вещам находится в числе существующих[142].

Также можно спросить и о самом движении, независимо

^6а15 от наличия или отсутствия желания: если его удалить, погибнет ли небо? Все это заслуживает отдельного изучения.

III

(1) От этого начала или начал (как и любых других, которые можно было бы положить в основание) следует теперь сразу же перейти к рассмотрению других уровней бытия, и отнюдь не останавливаться, дойдя до определенного места.

^6а20 Ведь так поступает совершенный и разумный муж, подобный Евриту, раскладывающему, по словам Архита, некие камешки: это мол число человека, это — лошади, а это — чего-то еще[143].

(2) Многие же, напротив, останавливаются на полпути,

^6а25 как те, кто постулирует Единое и неопределенную двоицу[144]. Обеспечив порождение чисел, плоских фигур и тел, они оставляют в стороне почти все остальное, касаясь лишь немногого и поясняя, что одно происходит от неопределенной

^6b1 двоицы, например, место, пустота и беспредельное[145], а другое — из Единого, например, душа и кое что еще (время и небо вместе с ним, и многие другие вещи[146]). Но о небе и всем остальном больше они даже не упоминают[147]. Ни сторонники

^6b5 Спевсиппа, ни многие другие [не отличаются от них], за исключением разве что Ксенократа[148], который всему в мироздании находит место, и чувственно воспринимаемому, и умопостигаемому, и математическим объектам и, конечно же,

^6b10 вещам божественным. Предпринимает определенные попытки и Гестиэй[149], не ограничиваясь, как было сказано, лишь первыми началами. Возводя все к началам (ἐν τῷ ἀνάγειν εἰς τὰς ἀρχὰς), Платон, по-видимому, ухватывает и другие сущности, связывая их с идеями, а эти последние с числами, от них далее переходя к началам и, через все творение, к упомянутым сущностям. Остальные же твердят лишь о началах,