Аристотель. Идеи и интерпретации - [21]

VI. О душе, движется она или нет, а если движется, то как

⁵ именно, было уже сказано в нашем трактате о ней[92]. Но так как все неодушевленные существа движутся чем-то иным, а о том, как движется то, что движется изначально и вечно, и как его движет первый двигатель, мы уже рассказали в нашем сочинении о первой

¹⁰ философии[93], то все, что остается здесь рассмотреть — так это вопрос о том, как душа движет тело и каково начало движения животных. Ведь если исключить движение вселенной, то одушевленные существа окажутся причинами движения для всего остального, кроме, разве что, случаев, когда одни тела движутся из-за столкновения друг с другом. Следовательно, всем их движениям положен

¹⁵ предел, так как таковы движения одушевленных существ. Ведь всякое животное движется и движет ради чего-то (ἕνεκά τινος), и именно это кладет предел всякому их движению — то, ради чего (τὸ οὗ ἕνεκα). Мы видим, что живые существа движимы рассудком (διάνοιαν), воображением (φαντασίαν), намерением (προαίρεσιν), волей (βούλησιν) и желанием (ἐπιθυμίαν), которые сводятся к уму (νοῦν) и стремлению (ὄρεξιν). Ведь воображение и ощущение

²⁰ (αἴσθησις) занимают ту же область (χώραν), что и ум, так как они способны различать (κριτικὰ), хотя по-разному, как это уже было сказано в другом месте[94]. Воля, желание (θυμὸς) и страсть — это формы стремления, тогда как намерение присуще как рассудку, так и стремлению. Объект стремления и рассудка (τὸ ὀρεκτὸν καὶ τὸ διανοητόν) первым инициирует движение, однако не всякий объект рассудка, но лишь тот, который является целью действия (τὸ τῶν πρακτῶν τέλος). Лишь благо подобного рода инициирует движение, а не все прекрасное (τὸ καλόν). Ведь оно инициирует движение

²⁵ лишь если нечто совершается ради чего-то иного или же оказывается целью, ради которой совершается нечто иное. Мы должны признать, что видимое благо способно занять место подлинного блага; таковым может оказаться приятное, так как это видимое благо. Очевидно, что, в одном отношении, вечно движимое благодаря вечному двигателю движется подобно отдельному живому существу, однако, в другом отношении, их движения

³⁰ различаются. Ведь если первое движется вечно, то движению животных положен предел. К тому же вечно прекрасное, воистину и изначально благое, не могущее в один момент быть благим, а в другой — нет, слишком божественно и почитаемо для того, чтобы зависеть от чего-то, ему предшествующего.

Так что первый двигатель движет, сам оставаясь неподвижным,

³⁵ тогда как стремление и волевое начало (ὄρεξις καὶ τὸ ὀρεκτικὸν) движут и сами движимы. Последнее в ряду движимых

^701а вещей уже не должно двигать что-либо еще; поэтому разумно будет заключить, что перемещение в пространстве (φορὰ) — это и есть то последнее движение, которое случается с движимыми вещами; ведь живое существо, направляемое стремлением или

⁵ намерением, движется и перемещается (πορεύεται) в направлении изменения, зафиксированного ощущением или воображением.

VII. Почему же иногда за мыслью действие следует, а иногда не следует; иногда движение следует, а иногда не следует? Нечто подобное, очевидно, случается при размышлениях и выводах относительно неподвижных вещей[95]. Правда, в этом случае целью является

¹⁰ умозаключение (θεώρημα), так как, помыслив две посылки, мы тут же мыслим и получаем вывод. В нашем же случае вывод, полученный из двух посылок, становится действием (πρᾶξις). Например, подумав, что всякий человек должен ходить, ты, будучи человеком, тут же пойдешь; напротив, если ты решишь, что в определенном случае ни один человек не должен ходить, ты, сам будучи человеком, тут же остановишься. В обоих этих случаях всякий поступит

¹⁵ именно так, если ничто ему не помешает (κωλύῃ) или не воспрепятствует (ἀναγκάζῃ). Я должен сделать что-то благое; дом — это благое; я тут же строю дом. Мне нужна одежда; гиматий — это одежда; следовательно, мне нужен гиматий. Я должен изготовить то, что мне нужно; мне нужен гиматий; я должен изготовить гиматий.

²⁰ Мой вывод «я должен изготовить гиматий» и будет действием (πρᾶξίς); тогда как моя деятельность (πράττει) возвращает к началу: если нужен гиматий, то сначала необходимо сделать это, а до него вот это; и я тут же поступаю соответственно. Итак, ясно, что вывод — это и есть действие, тогда как предпосылки для его совершения будут двух видов: через благо (διά τοῦ ἀγαθοῦ) и через возможность (διὰ τοῦ δυνατοῦ).

²⁵ Как и в случае, когда к заключению приходят посредством вопросов (ἐρωτώντων)[96], здесь рассудок не задерживается и рассматривает всего одну из двух посылок, а именно, наиболее очевидную. Например, если «ходить для человека хорошо», то никто не тратит время на посылку «я человек». Вещи, которые мы делаем без предварительного расчета (μὴ λογισάμενοι), мы делаем быстро, и когда человек, стремясь осуществить «то, ради чего» (τὸ οὗ ἕνεκα), привлекает для этого чувственное восприятие, воображение

³⁰ или размышление, то он действует тут же. Реализация стремления (ἡ τῆς ὀρέξεως ἐνέργεια) встает на место вопрошания и размышления. «Я хочу пить», — говорит мне желание (ἐπιθυμία). «Это питье», — сообщают мне чувственное восприятие, воображение или ум, и я тут же пью. Именно это заставляет (ὁρμῶσι) живые существа двигаться и действовать, и стремление — это конечная причина их движения; и возникает оно благодаря чувственному