Аристократия в Европе, 1815–1914 - [60]

.

Проблема, однако, состояла в том, что предпринимательство было неотделимо от риска, а многие аристократы, не обладая ни опытом, ни соответствующей подготовкой, не могли судить о том, насколько этот риск велик. Принц Кристиан Крафт Гогенлоэ-Эрингенский попытался помериться силами с Гвидо Хенкелем фон Доннерсмарком, и в результате едва не стал банкротом. Совместно с принцем Фюрстенбергом он учредил корпорацию, получившую название «Handels-Vereinigung», интересы которой включали: «строительство в Берлине, перевозки, добычу угля и производство поташа, банковское дело, судостроение, торговлю и экспансию в Турцию, а также создание собственной газеты». «К 1909 г. корпорации угрожал крах сразу на нескольких фронтах», а печальным итогом ее деятельности стало «самое знаменитое банкротство эры Вильгельма, которое повлекло за собой угрозу судебной тяжбы между Гогенлоэ и Фюрстенбергом, вмешательство Вильгельма II, и вынудило Гогенлоэ продать часть своих фамильных владений». На основании этого случая австрийский посол пришел к заключению, что «одного дилетантизма, чтобы управлять крупными владениями в капиталистическом мире, уже недостаточно». Баронесса фон Шпитцемберг была более сурова в своих суждениях, отметив, что по глупости Гогенлоэ множество людей осталось без работы, и его деятельность несомненно привела бы в ужас старшее поколение почтенной семьи[217].

Опасение потерпеть крах, подобный тому, что выпал на долю Гогенлоэ-Эрингенского, был главной причиной, отбивавшей у крупных аристократов охоту принимать непосредственное участие в развитии промышленности. Приобретение акций позволяло получать прибыли от индустриального роста с меньшим риском, без личного участия в делах, а это, в свою очередь оставляло аристократам достаточно свободного времени, необходимого, чтобы играть ту роль в политике и светской жизни, к которой они были наилучшим образом подготовлены традициями и воспитанием.

К началу двадцатого века и в Англии, и в России именно аристократы являлись главными держателями акций. По мнению Спринга, приобретение крупных пакетов акций ведет свое начало с 1860-х годов. Томпсон добавляет, хотя свидетельства и достаточно скудны, что, начиная с 1880-х годов помещики «весьма возможно» увеличивали свои доходы за счет фондовых бирж. В качестве наиболее известного примера подобных действий можно указать на семью Рассел, которая в канун Первой мировой войны обменяла свою лондонскую земельную собственность на ценные бумаги. В данном случае определяющее значение для городских землевладельцев имел страх политического риска, возраставший по мере того, как «социализм» обретал почву под ногами, однако наиболее частой причиной, заставлявшей аристократов вкладывать капитал в ценные бумаги, было падение сельскохозяйственной ренты, уменьшение политической значимости крупных поместий, и все более откровенная плутократическая природа высшего общества[218].

В России земельные владения, в отличие от английских дворянских поместий, никогда (а тем более после 1861 г.), не имели статуса источника гарантированного дохода. Закономерно, что в неустоявшемся обществе с влиятельной придворной аристократией и почти полным отсутствием интереса к политике в провинции, социальный и политический престиж земельных владений был несоизмеримо ниже, чем в английских графствах. Не удивительно, что традиционные рантье, а зачастую и обосновавшиеся в городах помещики-аристократы восприняли акции, как большое удобство. «В 1910 г. из 137825 дворян, постоянно проживающих в Петербурге, 49 процентов жили на доходы от ценных бумаг». Для наиболее крупных землевладельцев, доходы которых были тщательно изучены, именно акции имели первостепенное и неизменно растущее значение. В 1913 г. 62 процента от своего годового дохода, составившего 1 550 ООО рублей, граф А. Д. Шереметев получил благодаря ценным бумагам. «В 1905 г. Юсуповым принадлежало ценных бумаг на сумму всего лишь 41000 рублей, но после 1905 г. они продали многие из своих имений, а вырученные деньги вложили в акции, и к 1915 г. стоимость принадлежавших им ценных бумаг возросла до 5,1 миллиона»[219].

Наиболее подробный анализ различных форм, которые приобретало в аристократической среде владение акциями, приводится в исследовании Гарольда Винкеля, где рассматриваются различные способы вложения денежных поступлений, которые в середине девятнадцатого столетия буквально переполняли карманы представителей высшего немецкого дворянства. По большей части аристократы пытались приобрести землю в тех местах, где цены не были чрезмерными. Лишь немногие, обычно те, кто имел прочные семейные связи с индустрией, старались совершить выгодные капиталовложения в производство или приобрести акции промышленных компаний. Тем не менее, расплатившись, в конце концов, с долгами и приобретя предлагаемую по приемлемой цене землю, большинство дворян было вынуждено обратиться к фондовой бирже. В подавляющем числе случаев они действовали с минимальным риском, покупая государственные ценные бумаги, первоначально, как правило, немецкие, а позднее и иностранные. Помещением капитала, наиболее близко связанным с индустриальными инвестициями, обычно являлось приобретение железнодорожных облигаций. Управляющие имуществом Standesherren, в большинстве своем глубоко консервативные, могли бы с полным правом заявить, что их основная задача — неизменно обеспечивать старинным семействам возможность достойного существования. Они не захотели продавать или сдавать в аренду шахты, чугунолитейные производства и заводы для того, чтобы теперь производить изначально рискованные, как это считалось, биржевые спекуляции с ценными бумагами