Аристократ и куртизанка - [65]

— Прошу вас, — взмолилась она, прямо глядя ему в глаза, — скажите, что с моим мужем.

Это был молодой человек с грубым обветренным лицом, синяя форма сидела на нем как чужая. При взгляде на Мадлен выражение сочувствия в его глазах сменилось явным восхищением.

— Давай, парень, шевелись! — резко поторопил солдата стоявший в дверях пожилой сержант.

— Пленных держат в другой части форта, — быстро сказал молодой человек. — Когда закончится бой, генерал Гош решит, что с ними делать.

— А стрельба? — спросила вдова.

— Мы застрелили или перекололи штыками предателей, которые перешли на вашу сторону, — сообщил хриплый голос сержанта. — Они думали, что заслужат жизнь тем, что впустят нас в форт с тыла, но Гош не тратит времени на перебежчиков. Нам было приказано не давать им пощады!

Мадлен хотела спросить о том, как идет сражение, но поняла, что уже исчерпала терпение солдат. Да и беспокоило ее не столько поражение роялистов, сколько то, как оно повлияет на судьбу Люка.

Время шло, в помещении становилось душно. Мадлен страдала не только от жары — ее охватывал ужас при мысли о судьбе мужа. Только после полудня канонада стихла, и воцарилась грозная тишина.

На южном берегу мыса, под стенами второго, менее укрепленного форта, остатки отрядов недавно высадившихся эмигрантов и немногочисленные шуаны сложили оружие. Они сражались, отступая, с самого утра — семь или восемь часов — и были измождены до предела. Теплый песок покрывали пятна крови и груды мертвых или умирающих людей.

Молодой герцог де Сомбрей, которого де Пюизе перед отправкой на английский корабль назначил командующим, передал свою шпагу генералу Гошу. Он понимал, что дальнейшее сопротивление приведет к полному уничтожению роялистов. В обмен на сдачу Гош пообещал обращаться с эмигрантами как с военнопленными. Де Сомбрей вынужден был довериться его слову, хотя понимал, сколь слабы надежды на снисхождение республиканского генерала.

Позже, когда молодой герцог ехал верхом под сильной охраной во главе колонны пленных по направлению к Пантьевру, он позволил своим мыслям обратиться к дому. Его взору предстал образ молодой невесты, с которой он расстался накануне свадьбы. Леденящее душу предчувствие подсказывало ему, что он никогда больше не встретится с ней. Раскаленное солнце безжалостно обрушивало свои лучи на колонну побежденных.

В предвечерний час до Мадлен донесся шум, возвещавший приближение большого количества людей и лошадей. Некоторое время она вместе с остальными женщинами прислушивалась к приближающимся и удаляющимся звукам, оставаясь в неведении относительно смысла происходящего. Наконец, когда спал дневной жар, дверь склада распахнулась, и женщин выгнали наружу.

После духоты заключения воздух показался удивительно свежим, а солнечный свет невыносимо ярким. Некоторое время они стояли, пошатываясь и жмурясь, как шахтеры, только что вышедшие из-под земли. Когда к Мадлен вернулось зрение, она увидела груду тел, в ужасном беспорядке наваленных у стены форта. Она едва не потеряла сознание и упала бы, не поддержи ее вдова.

— Это все предатели, — успокоил ее юноша, приносивший воду, — твоего мужа среди них нет.

— Где пленные? — спросила она, с трудом выговаривая слова.

— Их увели на материк, в Орэ. Там власти решат, что с ними делать, — сказал сержант. — Что же до вас, то вы свободны. Благодарите судьбу и генерала. Вам ничего не сделают, если вы решите вернуться домой. Но только лишь попробуете отправиться за своими мужьями — будете расстреляны.

Несколько минут спустя женщин выгнали из форта, и тяжелые ворота захлопнулись за ними. Взгляд Мадлен блуждал по морской глади. После предшествующей падению форта ночной грозы воздух был чист, и в природе царили тишина и покой. Садившееся за горизонт солнце окрашивало золотом набегавшие на песок волны. Над головой в розовеющем воздухе с печальными криками кружили и падали вниз, к воде, чайки. Мир пришел туда, где несколько часов назад состоялась битва, но это был мир пустоты и одиночества над лишенной жизни землей. Стоя у стен форта, Мадлен ощутила дрожь озноба, хотя воздух был теплым.

— Пожалуй, я сделаю, как они сказали, — глухо произнесла вдова. — Меня примет сестра. А что ты, Мадлен? Рискнешь ли ты пойти за мужем?

Перед Мадлен не стоял вопрос, следовать ли за Люком. В ее голове уже созревал план.

— Конечно, пойду, — ответила она, — но не пешком. У моего брата есть лодка, и я так или иначе уговорю его доставить меня в Орэ. Город, кажется, стоит на реке. Я должна еще раз увидеться с мужем.

Я должна сказать ему, что люблю, добавила она про себя, глядя, как женщины идут по перешейку.

Сидя под арестом на складе, она вспомнила, что тоже никогда не произносила слов любви, и поклялась, что скажет их. Люк любил ее, но не приехал к ней в Кершолен — теперь Мадлен казалось, что она знает причину. Она молила Бога, чтобы не оказалось слишком поздно, чтобы власти проявили снисхождение и она застала бы Люка живым. Конечно, они не могут казнить всех. Но Люк… он слишком известен, он более других старался, чтобы высадка эмигрантов состоялась. Если к тому же в нем опознают объявленного вне закона графа де Ренье — он погиб.