Аринкино утро - [17]

Аринка представила, как она поведёт Нонну к тому ручью, где склонившиеся ивы-озорницы всё время хлещут его своими ветвями. А он, не унимаясь, поёт свою неумолчную песню, заслушаешься. А тот дуб-богатырь? Говорят, ему триста лет!

А лес? Как сейчас таинственно и тихо в нём. Нонна, наверное, будет пугаться каждого шороха и трусливо прижиматься к Аринке. Только это ни к чему. Пугаться ей нечего. Аринка в лесу как у себя дома. Каждый кустик встречает её как друга, и деревья словно братья и сестры её, они росли вместе с нею. Тропинки, которые змейками вьются по лесу, выбиты голыми пятками Аринки.

Жаль только, что вчера Марии Александровне приспичило идти в лес и в попутчики она взяла себе тётю Лукерью, Аниськину мать. Аринка не могла их сопровождать, дом оставлять было не с кем. Ниса, конечно же, с ними увязалась. Нонна прибежала на минутку, чтобы сообщить об этом. Аринкино сердце разрывалось на части от досады и ревности.

И поэтому день у Аринки прошёл скучно, нудно и томительно долго. Но зато дела были все переделаны и мать осталась довольна.

Солнце стояло уже в зените, а Нонна почему-то всё не шла. Аринка в честь воскресенья принарядилась, вчера вымылась в бане, расчесала свои «патлы». Она то и дело выбегала за калитку и всматривалась в конец улицы, но подруги всё не было. Томясь ожиданием и скучая от безделья, Аринка уже хотела сама идти к Нонне, как вдруг услышала отдалённый визгливый смех. Так смеяться могла только Ниса.

«Чего это она раскудахталась?» — подумала Аринка и, гонимая любопытством, помчалась на свою «скворешню», чтобы посмотреть оттуда, что делается во дворе у Нисы. Та жила через дом от неё, и с высоты крыши было видно всё как на ладони.

И то, что увидела Аринка, привело её в такое изумление, что она, открыв рот и судорожно вобрав в себя воздух, никак не могла его выдохнуть.

Там во дворе, у Нисы, была Нонна. В своём белом платье в розовый горошек. В её движениях было что-то странное и непонятное, и потом, уже приглядевшись, Аринка поняла, что Нонна кривлялась и притоптывала ногами неспроста, она копировала пляску Аринки. А Ниса, сидя на крыльце, визжала от смеха. Аринке вдруг трудно стало дышать. Она легла на трухлявую крышу, упёрлась подбородком в сомкнутые ладони и впилась немигающим взглядом в эту картину. Потом, откуда ни возьмись, выкатился мяч, тот самый, красный с зелёным, который Аринке так и не удалось хотя бы подержать в руках. Ниса играла с ним. Неуклюже растопырив пальцы, она ловила его и никак не могла поймать и всё смеялась своим кудахтающим смехом. А Нонна сидела на крыльце и беспечно уплетала яблоки, наверное, червивые — зелёные опадыши. Эта жадина Ниска разве нарвёт из своего сада хороших. А ранний белый налив уже поспевал.

Всё это повергло Аринку в великое уныние. Она не могла понять: чем она не угодила Нонне? Разве она не отдавала ей всё своё время, даже в ущерб делу? Разве она не угощала её всем лучшим, что у неё есть? Да она готова была за неё в огонь и в воду! Она умереть за неё могла!

Обида, горькая и едкая как дым, сдавила ей горло, слёзы хлынули у Аринки из глаз, скатывались со щёк, падали на трухлявую крышу, пропадали в чёрной соломе.

Вдруг Аринка почувствовала, как кто-то коснулся её плеча. Послышалось прерывистое сопение. Она не обернулась, она знала, что это Данилка, верный спутник её игр и затей. И хоть он мал, ему всего семь лет, но Аринка с ним всегда чувствовала себя хорошо. Данилке можно было говорить всё, что на ум взбредёт. Он мог слушать Аринку часами, не перебивая и всему веря. Большеголовый, с выпуклыми глазами, на коротких ножках-ухватиках, он неотступно ходил за Аринкой. Но когда появилась Нонна, Данилка исчез. И только его жёлтый блестящий глаз настороженно и сердито поблёскивал в дырке частокола.

Сейчас, увидев Аринку одну, он по крыше приполз к ней. Устроившись наконец поудобнее, тоже стал смотреть на Нискин двор.

— Опять жрёт! И всё жрёт и жрёт! — тихо сказал он. — Жрёт эта... кукла...

— Не твоё дело! И не жрёт, а ест! — цыкнула на него Аринка. — И зачем ты пришёл сюда? Я тебя звала, да? Уходи! Она не кукла, а человек!..

Но Данилка пропустил мимо ушей Аринкину грубость. Ведь она плакала, а когда человек плачет, ему надо прощать всё, даже обидные слова. Данилка утих и стал ждать. Нет, он не уйдёт, он не оставит Аринку.

А там во дворе с беспечной весёлостью прыгала Ниса, вертясь волчонком возле мячика. А на крыльце сидела Нонна, красивая и нарядная, спокойная и независимая, как царица, и грызла яблоки. И ни до кого ей не было дела.

Тяжело вздохнув, Аринка встала, вытерла подолом платья заплаканное лицо и тихо слезла с крыши. Данилка последовал за нею.

Минуя огород, она вышла в поле. А там по узкой тропинке, утопающей в высокой траве, направилась в лес.

У них в деревне пели песню, сочинённую Васей Рыжиком. Он сам сочинял песни, писал стихи и сам пел их. И эта песня вдруг овладела Аринкой, она звучала у неё в ушах и как-то отвлекала и успокаивала её:

Шумит, шумит зелёный лес,

Зовёт и манит к себе в даль,

В нём много тайны и чудес,

Забудешь там и горе и печаль...

Аринка шла в лес, чтоб там забыть свою печаль, а за нею преданно семенил Данилка.