Арикона, или Властелины Преисподней - [46]

Сквозь темноту прорывается узкий пучок света. Кто-то светит фонариком в лицо Ариконе, и глаза дико болят от яркого света. Уйди, твердо сказала Арикона.

Знакомый запах… Где я могла его слышать? Ассоциации – белая рубаха до пола, светлые курчавые волосы, кружок звезд над головой…

Прочь, прорычала Арикона, зверея… Пошел прочь, раб…

Успокойся, Арикона, говорит силуэт в пучке света. Я смогу помочь тебе.

Пошел прочь, прорычала Арикона. Ненавижу тебя и все твое небесное войско! Гори в преисподней вместе с теми, кого обрекли вы, ангелы, на вечные страдания… Пусть болезнь разъест тебя так же, как разъела Анн… Будь ты проклят…

Арикона, отвечает Михаил, я могу помочь тебе. Тебе больно и страшно. Дай мне руку и иди за мной, Отец ждет тебя, чтобы успокоить. Я твой друг.

Твой Отец нужен был мне, когда Анн погибала, оскалила зубы Арикона. А теперь вы мне не нужны. Я буду делать все, чтобы отобрать у вас все души. Я буду служить Лорду вечно, буду идти против воли Отца и когда-нибудь встречусь с ним, чтобы сказать, как сильно я его ненавижу!

Ему больно от твоих слов, сказал Михаил. Опомнись. Твоя душа, прикованная к огню ада, немыслимо стонет и будет стонать веками, если ты не спасешь ее.

Я не знаю, где моя душа, фыркнула Арикона. Ты, раб, ступай к хозяину и никогда больше не смей являться сюда. Я отказалась от вас сознательно, и не жалею. Лорд дал мне все, что я просила у вас, и даже больше того. А душа меня поймет – ей тоже досталось. После всего, что я пережила, ад для нее покажется местом благославленым.

Михаил печально наклонил голову, смиренно сложив руки на груди. Он что-то опять начал говорить, но ненависть мешала Ариконе услышать его слова. Она несколько раз повторила: раб, раб… Михаил постоял немного в пучке света, а потом медленно пошел прочь. Я мог тотчас же спасти тебя, сказал он, не оборачиваясь. Но ты прогоняешь меня. Я не знаю, что тебя ждет.

Арикона принялась шарить вокруг себя рукой, но в темноте найти свой пояс с оружием не смогла. Ей так хотелось бросить в удаляющуюся спину Михаила свой топорик, хотя она знала, что ангелу такое оружие никакого вреда не причинит. Обессилев, она легла в темноту и потеряла из виду свет. Наверное, это все, подумала она. Конец…

Как громко поют птицы. Странно. Никогда раньше не замечала, что птицы могут так пронзительно орать, да еще прямо над самым ухом… Она дернула рукой, пытаясь прогнать надоедливую тварь. Крик не прекратился. Тогда она схватила за угол подушку и с усилием потянула ее. Что такое, удивилась она. Совсем руки не слушаются. Наверное, долго неудобно лежала. Надо бы на бок перевернуться…

Она напрягла мускулы, но, странное дело – они были словно ватные. От напряжения Арикона запыхтела, и опять безрезультатно. Она открыла тяжелые веки, полностью очнувшись.

Утро. Горит огонь в раскрытой печке, идет от нее приятное и расслабляющее тепло. Пахнет мятой и валерьяной. Марта насобирала свежей травы и развесила под потолком? Да нет, венички хорошо просушенные, давние. Какой приятный запах.

Арикона с усилием повернула голову. На узкой скамейке под окном дремала старушка – кажется, одна из подружек Марты. Арикона открыла рот, чтобы окликнуть, и обнаружила, что не может ворочать языком. Он словно присох к небу. Черт, как хочется пить, подумала она. Славно же меня отделали эти приведения. Тела не чувствую. Надеюсь, переломов хотя бы нет. Чем это они меня били? Кулаками? Кулаки такую боль не вызывают. И дробить кости кулаками нельзя. А ведь кости болят. Нет, ноют, постанывают. Но не болят. Значит, целые.

Скрипнула дверь. Арикона скосила глаза и увидела вошедшую Марту с охапкой дров. Она была закутана в теплый платок, и на голове у нее красовался целый снежный сугроб. Арикона закряхтела, привлекая к себе внимание.

Старушка на скамейке очнулась и зачмокала губами. Марта остановилась на пороге.

Арикона шевельнулась всем телом.

– Все святые! – внятно сказала Марта и разжала руки. Дрова выскользнули и загрохотали по полу. Арикона поморщилась.

И Марта, и старушка бросились к ней. Дрожащими руками Марта поднесла к пересохшим губам стакан и Арикона жадно глотнула горячую ароматную жидкость. Вино Марты. Эликсир жизни. Вино смочило колючее горло и заструилось по телу жидким огнем.

Марта заплакала. Слезы потекли по морщинистым щекам и упали на лицо Ариконы. Волновалась, подумала Арикона с удовольствием. Наверное, я всю ночь провалялась без сознания.

– Арико, – прошептала Марта, прижимаясь к ней. – Проснулась! Я думала, умру возле тебя!… Все святые…

– Марта, – чуть улыбнулась Арикона и голоса своего не узнала. Хриплый, слабый, чужой. – Не так-то просто убить демона…

Марта плакала, целуя лицо Ариконы. Вино опять оказалось у губ, сладко скатилось в желудок и осталось лежать там тлеющими угольками. Арикона еще хотела сказать, что все в порядке, но уже не смогла – снотворное действие эликсира Марты вступило в силу и сморило измученное видениями сознание.

Кошмары не возвращались. Вместо них царило в голове умиротворенное спокойствие. Не хотелось шевелиться в блаженном тепле и уюте, а хотелось нежиться под одеялом, слушать шуршание мышиной нечисти под полом, подвывание ветра в печной трубе во время вьюги… Вьюги?!…