Арикона, или Властелины Преисподней - [34]

Стали ждать, когда допросят Тома. Впрочем, ничего вразумительно от него шериф не добился. Старик после увиденного в грозу окончательно лишился рассудка, и его пришлось определить в специализированную клинику для душевнобольных.

После вскрытия у Николаса признали обширный инфаркт, и дело закрыли. После похорон поселок успокоился, и стал жить прежней жизнью.

Племянница Мика поселилась в доме дяди. Выходила она на улицу только после того, как спадала жара. Бродила по берегу реки без дела, смотрела на закат, и все признали ее «чудной». С Клаймом она пыталась пару раз заговорить, столкнувшись на улице, но он бурчал обычно «простите, спешу», и почти бегом бросался прочь. Девица пугала его пристальностью темного взгляда.

Спустя пару недель шериф объявил, что Том, по-видимому, задержится в клинике, а потому было бы неплохо соседям хоть изредка навещать его, чтобы поддержать бодрость духа. Жена Тома с женой Николаса уже совсем переехали в город, чтобы помогать друг другу.

Зануда-старуха все уши прожужжала: поехали, да поехали к Тому… Клайму совсем не хотелось пересекать реку на катере, а потом трястись в душном автобусе. Однако без этого пьяницы жизнь его стала совсем пустой. И он согласился съездить на полденечка в город.

Им даже повезло немного: кое-кто из соседей любезно согласился подвезти их на машине, в объезд, через мост. И то хорошо – в машине ехать гораздо приятнее.

Тома держали в общей палате – он стал понемногу приходить в себя, узнавал близких, и врачи были настроены оптимистически.

Жену не пропустили – число посетителей в день строго ограничивали, чтобы не тревожить больного. И Клайм последовал за столбоподобным санитаром по белым коридорам. Здесь пахло хлоркой, чем-то кислым, а еще запахом пригорелой каши из столовой. Клайму внезапно вспомнилось, как лежал он в больнице, залечивая укушенную собакой ногу, как пичкали его уколами от бешенства и таблетками, как кормили гадостной кашей и безвкусным супом… От воспоминаний затошнило.

Санитар открыл дверь и пропустил Клайма в палату. Четыре пары глаз уставились на него, оглядели с ног до головы и потеряли интерес. У круглого стола играли в карты, рисовали и листали журналы с безобидными детскими картинками, стояли на подоконнике тяжеленные горшки с геранью – поднять их под силу было только такому громиле, который провожал Клайма. В открытые окна лился яркий солнечный свет и, главное, – не пахло горелым.

Клайм с опаской покосился на сумасшедших, делящих с Томом палату. Но они выглядели вполне безобидно и занимались своими делами.

Том дремал, откинувшись на подушки. Клайм присел на край его кровати и возможно весело сказал:

– Да, старик, занесло же тебя…

Том, не шевелясь, открыл глаза, и Клайм едва не дал деру, уперевшись в пристальный серьезный взгляд. Том так никогда не смотрел.

– Чего ты, старик? – пробормотал неуверенно Клайм. – Вот тут тебе передали яблочек, да колбасы домашней – доктор сказал, тебе можно… Как ты?

– Она приходила? – внезапно резко спросил Том, не мигая и почти не шевеля губами. Ноздри его раздулись.

– Кто? – опешил Клайм, отодвигаясь.

– Та… В черном… Которая забрала Ника…

– Старик, у Ника был сердечный приступ. Вскрытие показало…

Том усмехнулся недобро. Руки, сложенные на груди, напряглись и побелели.

– Нет, – протянул он, оскалясь. – Не приступ. Я был рядом. Она сказала – приду, жди. Я жду. Она пришла?

Клайм кашлянул и оглянулся на других в палате.

– Что ты видел, друг? – шепотом спросил он.

Том сел в кровати и подвинул свое лицо поближе к Клайму.

– Я скажу тебе, что видел, – напряженным голосом ответил он едва слышно. – Была гроза. Дождь лил. Мы вышли почти сразу за тобой… И шли почти следом за тобой. Пьяные были – не скрою, еле на ногах стояли. От грозы был такой грохот – мы друг друга не слышали… Как будто небо падало на землю…

– Ну? – нервно поторопил Клайм, съеживаясь внутренне.

– А потом – вдруг эта чертова собака! Откуда не возьмись – шасть, под ноги Нику!… Конечно, он пнул ее хорошенько, чтобы в другой раз неповадно было…

– Собака? – переспросил Клайм, чувствуя, как начинают шевелиться у него волосы на голове.

– Уродливая такая псина, – Том опять усмехнулся. – Ник-то ее пнул, да на ногах не удержался, плюхнулся на землю, и я рядом – за руки ведь держались… Поднимаю голову, стоит – она… Я тогда чуть не умер…

– Да кто – она? – чуть не крикнул Клайм, потея.

– Дьявол… Черная вся, одежда кожаная, блестит от воды, а волосы сухие, и лицо. Глаза горят, будто адское пламя отражают. Наклонилась над Ником и говорит: нам пора… Спокойно так говорит, словно в дом приглашает… А Ник вдруг как заорет: пошла прочь, пошла!… Я, говорит, душу свою у бога отмолил, свечки в церкви ставил, и падре меня благословил… Через его, говорит, благословение, ни один черт меня коснуться не посмеет!… А она…

Том задохнулся от видений и разинул рот. Клайм схватил его плечи и встряхнул.

– Говори, – злобно прошипел он. – Говори, пьяница проклятая!

– Она взяла его за руку! – закричал Том и посинел весь. Хватанул ртом воздуха и замахал руками. Глаза полезли из орбит…

– Помогите… – слабо вскрикнул Клайм. – Ох, помогите…