Арифметика войны - [96]

Бисмилляхи-р-рахмани-р-рахим!

Скажи: Он – Аллах – един,

Аллах, вечный;

не родил и не был рожден,

и не был Ему равным ни один!^[75]

И я вернусь в Кабул, в сень платанов в парке Бабура над городом, о котором тосковало в Индии сердце Великого Могола. И будет Господь мною доволен. И ничего не пропадет даром. Золотые песчинки Амударьи и серебряный цветок в ноздре Умедвары, разные глаза часовщика Кокуджана, карта-птица древних арабов, песни дяди Каджира и джихад сердца Кемаля.

«А причина в руках судьбы – гнилая нитка».

В разгромленном кишлаке я потерялся, я был унижен и раздавлен. Но я нащупал концы и связал их накрепко. И в этом мне помогла благородная Книга, мать Книг, чье заступничество будет принято, и защитник, чьим словам верят. Я приобрел у Господа эти события: путь по ночной степи, остановку у мельницы, ожидание над дорогой, спасение под скалой.

Джанад ощутил спокойствие, подумав обо всем этом, словно его вздох совпал с могучим движением воздуха под звездами.

Господь создает множество поступков, а мы их выбираем, и, значит, мы свободны.

…Он шел дальше по распадку. И вскоре склоны сдвинулись, началось ущелье. Джанад надеялся, что это и есть то ущелье, выходящее прямо к озеру. Он был уверен, что это так. Звездное небо со дна ущелья казалось необычно ярким, узким, но неизмеримо глубоким, далеким. И он снова вспоминал слова пророка о Книге: «В ней есть звезды, а за этими звездами еще другие звезды. Ее чудеса бесконечны, а упоминаемые в ней удивительные вещи не устаревают. В ней зажжен светоч…»^[76]

Какие чудеса тебе еще надо? Летать как муха? Или плавать как рыба? А рыба мечтает о миллионной доле наших знаний – чтобы уходить из сетей. Ей достаточно было бы одного слова. Рыбы собрались бы вокруг него, как у кормушки, как муравьи у кристаллика сахара, как астрономы у телескопа. Это слово было бы для них непостижимо прекрасным и многообразным, безмерным, как солнце.

«Если бы море было чернилами для слов Господа моего, то иссякло бы море раньше, чем иссякли слова Господа моего, даже если бы Мы добавили еще подобное этому»^[77].

Хафиз, декламирующий благородный Коран от Открывающей суры до суры последней, не отважится заявить, что он прошел всю дорогу. Но скажет, что услышал напев то ли ветра, то ли звезд, идя берегом моря; а этот напев доносился откуда-то из мглы морской, но у него не было лодки, чтобы достичь этого места; а если бы он и достиг, то обнаружил бы, что звучание идет из глубин; и пусть он окунулся бы и поплыл, но разве измерил бы глубину Дыхания?

О благородной Книге написан Арафат^[78]толкований. И что, стала она так же понятна, как букварь?

…Все-таки чаще остальных кабульских друзей Джанад вспоминал Кемаля. И не Якуб-хан был рядом с ним.

Ущелье забирало влево, влево – и раскрылось в степь и небесную ширь с мерцающими звездами. Поперек лежала, млечно серея, дорога. Вдоль нее – по руслу реки – и пришел сюда Джанад. Он это понял, выйдя из ущелья и увидев озеро.

Аллаху принадлежит этот мир.

Бисмилля.

Осмотревшись, Джанад приблизился к дороге, пересек ее, зачерпывая сандалиями теплую густую пыль, и направился к озеру. Озерный дух примешивался к запаху пыли и полыни. Воздух здесь был мягче, чем в ущелье, дышалось легко. Джанад спустился к воде, казавшейся непроницаемой, присел на корточки, тронул черную гладь, ощутив ее прохладу и податливость. Зачерпнул воды и начал пить. Струйки стекали за воротник, по бороде. Он снял чалму и ополоснул голову. Вода хмелила, как вино Индуса с Кривого колена. Озеро расстилалось под звездами, скрываясь в ночи. И из глубины ее доносились равномерные звуки. Наверное, в крепости, где размещался афганский гарнизон, работала дизельная электростанция. Может, солдаты смотрели кино. И писали письма своим родным, если те – да и сами солдаты – были грамотны. Или готовились к новымподвигам, чистили оружие, собирались на очередную вылазку.

Против них – поворот зла.

Джанад тоже подготовил кое-что для них. Хотя, конечно, лучше бы это был русоволосый, а не те, что живут в крепости. Его будет легче убить.

…Он вздрогнул, глянув влево, мгновенно пожалев об оставленном «Ли-Энфильде». Но это был краешек луны, восходящей из-за холма. Несколько секунд Джанад следил за ней, испытывая необъяснимую тоску.

Возвращаясь в ущелье, в одном месте Джанад увидел… точнее, вдруг почувствовал беспокойство. Он огляделся. Но луна еще не проникла сюда ослиным глазом, и что-либо различить в двух десятках шагов было невозможно. Он пошел дальше, снова жалея, что не взял винтовку. Это его лучший спутник – «Ли-Энфильд» с тяжелым прикладом, выщербленным цевьем, охваченным металлическим кольцом, с пулей в зеркальном горле: одно движение пальца, давящего на упругий крючок…

Джанад так никого и не увидел в ущелье, но почувствовал, что самый воздух наэлектризован чьим-то присутствием.

Наверное, это был зверь, мягко ступающий по камням, темный, сливающийся со скалами.

Выйдя на склон у дороги и миновав открытое место, Джанад начал шарить в камнях, отыскивая винтовку. Ему это удалось не сразу. В голове пронеслись всякие предположения. Кто и как мог ее найти? Но наконец пальцы наткнулись на гладкое плотное дерево среди камней, Джанад нащупал прохладный шар затвора, потянул, тот плавно подался; убедившись, что патрон на месте, он двинул шар затвора вперед, и металл щелкнул, словно над ухом склонилась птица Кикнус