Ариасвати - [57]

— Но, господин профессор…

— Знаю, знаю, молодой человек. Я предусматриваю возражения вперед, ибо я имею привычку вести ученые споры. Диалектика есть великое дело! Это не есть, однако, одно только искусство спорить: древние почитали ее искусством открывать и доказывать истину. Я держусь того же взгляда…

— Я вижу, что…

— Хорошо, хорошо. Возвратимся к предмету нашего спора… Действительно, русские делают иногда научные открытия, но, по справедливости, это есть дело простой случайности. И потому, не имея надлежащих сведений, они не могут объяснять свои собственные открытия и не знают, как их прикладывать на деле…

— Я вижу, что вы очень заняты, г. профессор…

— Я всегда занят. Но будем продолжать. Мы, германские учены? (по происхождению, конечно), поступаем иначе, ибо мы имеем большую аккуратность. Когда мы хотим открывать Америку, мы предварительно запасаемся всеми необходимыми познаниями и тогда…

— Имею честь кланяться, г. профессор…

— Постойте, постойте! Кажется, вы принесли с собою манускрипт, то есть рукопись, которую вы не можете разбирать?

— Вот она, г. профессор!

Андрей Иванович вынул из портфеля завернутый в бумагу листок алюминия и подал Кноблауху. Почтенный академик аккуратно развернул бумагу, внимательно осмотрел листок и задумался.

— Это не есть манускрипт, — произнес он задумчиво, — не есть рукопись в настоящем смысле. Это есть… Это есть металлическая таблица, подобная, вероятно, тем металлическим таблицам, на которых некогда децемвиры начертали свои законы. Но те таблицы, сколько известно, были медные, а эта — не есть медная таблица. Какая же это таблица? Она не золотая, ибо слишком легка для золота и цвет ее бел, не серебряная, ибо, хотя цвет ее бел, но по весу она легче серебра. Итак, мы нашли, что она не медная, не золотая, не серебряная и даже не железная, что можно ясно видеть, — какого же она металла?

— Это алюминий.

— Алюминий? Так. Из алюминия теперь делают часы и табакерки. Но это есть металл новый, а вы мне говорили, что имеете древний манускрипт?

— Алюминий, г. профессор, так же древен, как самый мир.

— Знаю, знаю, что вы хотите возражать… Но алюминий открыт недавно, — ergo не может быть древних алюминиевых таблиц.

— Я нашел эти таблицы в таком месте и при таких условиях, что древность их для меня не подлежит сомнению. Наконец, даже вопрос не в этом, а в том, на каком языке написаны эти таблицы.

— Позвольте, милостивый государь: предоставьте науке постановлять и разрешать вопросы. Вы сами не есть специалист и следовательно не имеете нужной для этого компетентности. Предварительно необходимо нужно определить древность этой таблицы.

— Но, господин профессор, мне этого вовсе не нужно!

— Что же вам в таком случае нужно, милостивый государь?

— Я пришел затем, чтобы узнать от вас, на каком языке писана эта таблица.

— Та, та, та… Вы, русские, всегда хотите открывать Америку, не имея вовсе понятия об искусстве мореплавания.

— Таким образом я должен заключить, что вы не можете мне помочь…

— Не можете помочь! Я не могу помочь? Я должен вам сказать, что вы много позволяете себе, милостивый государь!

— По крайней мере вы не желаете…

— И в этом вы ошибаетесь. Я желаю только, данный вопрос рассмотреть правильно и всесторонне. Знаете ли вы, что такое есть метод в науке? Правильный метод в науке есть все, милостивый государь, — все и больше ничего!

— Я с вами совершенно согласен, г. профессор. Но это вопрос общий. Мне же нужно знать только одно: что это за письмена? На каком языке написаны эти таблицы? Какой народ употреблял подобный алфавит?

— Ну вот, ну вот — вы сами себя побиваете! Вы хотите знать: какой народ это писал, какой это язык? Хорошо. Но есть народы древние и есть народы новые, есть древние языки и есть новые языки. В каждом веке живет какой-нибудь особенный народ, который в следующем веке уже не живет, в каждом веке преобладает какой-нибудь язык, например, в древности — халдейский и египетский, потом греческий и латинский, наконец — французский, английский, немецкий. Назовите мне только время и я буду называть вам народ, который тогда имел жить и какой язык тогда был употребляем. Как же вы хотите это узнавать, не определяя древности происхождения таблицы?

Андрей Иванович начинал сердиться.

— Мне кажется, — сказал он с досадой, — для того, чтобы определить, на каком языке рукопись, нужно только рассмотреть ее внимательно. Этого будет вполне достаточно, чтобы решить, знаком этот язык исследователю или нет, может он на нем прочесть что-нибудь или не может.

— Ну, да… конечно… Это можно и так… Но я стою за правильный научный метод.

— Я желал бы знать, г. профессор, знаком ли вам алфавит, которым писана эта таблица?

— Хорошо. Я буду смотреть, если вы этого хотите.

Почтенный академик пробежал несколько раз глазами по таинственным письменам таблицы. Глубоко вырезанные буквы размещались красивыми правильными строчками и то стояли отдельно одна от другой, то смелыми завитками переплетались в особые группы, ясно давая понять, что они означают отдельные слова, — но ни в отдельных буквах, ни в группах не было ничего знакомого г. Кноблауху. Андрей Иванович пристально следил за выражением лица академика.