Ариасвати - [104]

В самом деле, со времени приключений в храме Парвати, Андрей Иванович стал сильно задумываться. Часто по целым часам сидел он, устремив глаза на одну точку, погруженный почти в полудремотное состояние. В голове его проходили воспоминания о приключениях на острове Опасном, припоминалась во всех подробностях ночь, проведенная у гробницы жреца, среди обломков его статуи, в нескольких шагах от таинственного изваяния (изваяния-ли?) божественной девы, образ которой повторялся столько раз в виде статуй и барельефов в Лесном и Нагорном храмах острова. Затем его мысль переходила к странным приключениям в Порт-Саиде и потом в храме Парвати. Но всего более она останавливалась, минуя чудеса махатмы Нариндры, на таинственных, непонятных предсказаниях "сумасшедшей баядерки", девадаси Рамисвати. К сожалению, из всех ее речей в его памяти осталось только странное ощущение, испытанное им в то время, когда горячая рука девадаси лежала на его руке, и ее жгучие глаза, казалось, глядели ему прямо в душу. Впрочем, он помнил что Рамисвати так живо описала местность острова Опасного, как будто сама жила там когда-нибудь, и при этом даже назвала имя таинственной девы, составлявшей святыню Нагорного храма, но ни этого имени, ни дальнейших ее предсказаний он не мог припомнить, как ни старался об этом.

— Я спрашиваю: о чем вы задумались? — повторил Авдей Макарович, когда Грачев, точно пробужденный от глубокого сна, поднял на него глаза.

— Отгадайте!

— Davis sum, non Oedipus.[48] Кто вас знает, коллега, о чем вы можете думать! Я вот думаю об этой стране, по которой мы мчимся почти с быстротою ветра, и мне все кажется, что я вижу здесь давным-давно забытую родину… Право, батенька, кроме шуток, я испытываю ощущение человека, которого в детстве украли цыгане, и который потом, в зрелом возрасте, случайно попал в родной город и встречает на каждом шагу давно знакомые и родные лица, воспоминания детства внезапно встают перед ним, ему кажется, что все это когда-то он видел, но где и когда? — вот вопросы, которых разрешить он не в состоянии. На самом деле, посмотрите кругом: видите эти островерхие терема, эти широкие купола, высокие колокольни? Чем это не Москва, спрашиваю я вас? Иной раз, приближаясь к какому-нибудь городу, я нарочно закрываю глаза и потом, когда поезд примчится в самый город, я вдруг открываю их, и мне кажется тогда, что я внезапно очутился на площади, близ московского кремля, или в другом старинном русском городе, вроде Тулы или Ярославля, о которых говорили прежде: "наш городок — Москвы уголок".

Авдей Макарович остановился, взглянул на Грачева и, заметив, что тот тоже смотрит на него и, по-видимому, слушает, продолжал свою лекцию.

— Затем, вслушайтесь только, батенька, в названия урочищ, городов, рек, гор, ручьев, и вы услышите знакомые, родственные звуки. Вот, например, Наскатпур, город отрезанных носов: нас — нос, кат — палач, пур, может быть, прототип слов burg, mur, tur… Вот видите эти темно-синие полосы на склонах гор? Это леса гималайских кедров. А знаете, как они здесь называются? Дивадари — дар дива, т. е. дар Божий. Вот эта пограничная земля, окраина, называется Канти: кажется, комментарии здесь излишни, так как мы оба уроженцы страны, где выпушки и канты играют довольно-таки важную роль… Затем, вы помните, как зовут здесь баядерок? Вы знаете, что их два класса. К первому принадлежат баядерки из высших каст, жрицы храмов, где они и живут постоянно поблизости от богов, которым посвящены. Поэтому их зовут девадаси — данные, отданные диву, т. е. посвященные Богу. Корни этого слова сразу понятны русскому уху: диво и дать. Название другого класса баядерок еще понятнее: их зовут просто — наши! Этого нечего уж и объяснять: те — божьи, а эти — наши. Они не живут в храмах, а только участвуют в религиозных церемониях, они поют и пляшут для толпы богомольцев, для нас, они всем доступны и поэтому они наши.

— В самом деле это поразительное сближение, — заметил Андрей Иванович.

— Это еще что! Вон, видите, индусы пашут свои поля: спросите, какого они племени, какой касты? Это, скажут вам, честнейшие люди, готовые лучше умереть, чем обмануть кого бы то ни было: это — пахарии! Что же это за пахарии? Да просто — пахари, т. е. люди, пашущие землю!

— Надеюсь, Авдей Макарович, что вы не захотите уверить меня, что шинкарри — тоже, что наши шинкари, т. е. содержатели шинков?

— Зло, очень зло! Ну, коллега, я замечаю, вы всегда готовы мне подставить ножку в моих научных увлечениях… Однако, я вам не уступлю. Вот здесь прямо на север, около горного прохода, лежит крепость Гур-Двар.

— Зваю! Учил еще в географии, что это значит: горная дверь.

— Ага! Ну, а область, в которую ыы едем, Пагор? Что такое Пагор? Она лежит по склону горы, по горе — вот вам и Пагор! Это все равно, как Померания: что такое Померания? А просто Померания, поморье, — а немцы переделали по своему, в Померанию, и получилась бессмыслица.

— Однако, добрейший Авдей Макарович, вы, кажется, не столько ориенталист, сколько панславист…

— Пусть будет по вашему… Cogitationis nemo patitur![49] Но я вас еще добью. Цель нашего путешествия — городок Магабанпур. Пур — мы уже знаем, что значит. Разберем, что такое Магабан?