Архивы Дрездена: Гроза из преисподней. Луна светит безумцам. Могила в подарок - [26]

– Я думал, ты еще на свидании, – сказал я.

Он подошел ко мне и игриво потерся плечом о мое колено. Я пошатнулся, схватился за стену, чтобы не упасть, и отпер дверь. Мистер вошел первым, как будто по-другому быть не могло.

Моя квартира состоит из гостиной – не слишком просторной комнаты с кухонной нишей в углу и большим камином у стены. Через дверь в противоположной стене можно попасть в другую комнату, мою спальню и ванную, а через люк в полу – в подвал, где я устроил свою лабораторию. В гостиной полно барахла: весь пол застелен коврами, стены увешаны гобеленами, все горизонтальные поверхности заставлены побрякушками, а на до предела забитых книжных полках я когда-нибудь обязательно наведу порядок.

Мистер направился прямиком к своему месту у камина и потребовал тепла. Я послушно растопил камин и зажег керосиновую лампу. Ну да, у меня есть и электричество, и все такое, но все это так часто отказывает, что я не вижу смысла включать его. Да и с газовым отоплением я предпочитаю не рисковать. Я предпочитаю иметь дело с простыми вещами вроде камина, свечей и керосиновых ламп. Плита у меня тоже топится углем, а дымохода хватает, чтобы удалять почти весь дым, хотя квартира все равно, что бы я ни делал, провоняла угольной гарью.

Я скинул плащ и, прежде чем спуститься в лабораторию, надел свой халат из плотной фланели. Уверяю вас, все чародеи щеголяют в мантиях именно по этой причине. В лаборатории слишком холодно, чтобы находиться без них. Захватив свечу, я спустился по стремянке в подвал, зажег там несколько ламп, пару горелок и керосиновый обогреватель в углу.

Неровные огоньки ламп высветили длинный стол посреди комнаты, еще несколько столов вдоль трех стен и свободное пространство у четвертой стены, где я выложил из медного прутка круг, закрепив его заделанными в цементный пол скобами. На полках над столами громоздились пустые клетки, коробки, банки, пузырьки, всевозможные контейнеры, пара странной формы графинов, пара шкур, несколько пыльных фолиантов, длинный ряд тетрадей, заполненных моими каракулями, а также белый человеческий череп.

– Боб, – позвал я, расчищая себе место на центральном столе; при этом коробки, пакеты из-под еды и пластиковые трубки полетели на пол, прямо в медный круг. – Боб, просыпайся!

Ответом мне была тишина. Я принялся снимать нужные мне предметы с полок.

– Боб! – повторил я, на этот раз громче. – Просыпайся, лежебока!

В пустых глазницах черепа зажглись два огонька, мерцающих, как свечное пламя.

– Мало того, – произнес череп, – что мне не дают спать. Мне не дают спать, оскорбляя грубыми словами. Что такого случилось, что ты будишь меня грубыми оскорблениями?

– Кончай ныть, – весело оборвал я его. – Нам надо поработать.

Боб-Череп пробормотал что-то на древнефранцузском. То есть это я так решил, что на древнефранцузском, хотя я утратил нить фразы, как только он перешел на детали жабьей анатомии. Он зевнул, и его зубы лязгнули, когда челюсть захлопнулась. На самом-то деле Боб был вовсе не черепом, а духом воздуха – кем-то вроде фэйри, но не совсем. Он проживал в черепе, приготовленном для него несколько сот лет назад, и работа его заключалась в том, чтобы запоминать. В силу совершенно очевидных причин я не могу пользоваться компьютером, чтобы хранить информацию или следить за медленно меняющимися законами квазифизики. Вместо этого у меня есть Боб. За свою жизнь он поработал со многими чародеями, и это дало ему богатый опыт, а также некоторую заносчивость поведения.

– Чтоб этих чародеев… – буркнул он.

– Мне не спится, так что состряпаем-ка пару эликсиров, а?

– Можно подумать, у меня есть выбор, – вздохнул Боб. – Что там у тебя стряслось?

Я коротко посвятил его в события прошедшего дня. Он присвистнул (что не так-то просто, принимая во внимание отсутствие губ).

– Звучит гнусно, – заметил он.

– Гнуснее некуда, – согласился я.

– Я тебе вот что скажу, – заявил он. – Возьми меня покататься, и я подскажу, как тебе из всего этого выбраться.

Это меня насторожило.

– Боб, я тебя уже брал с собой раз. Помнишь?

Он мечтательно кивнул, царапнув костью о дерево.

– В дом терпимости. Еще бы не помнить.

Я фыркнул и поставил немного воды кипятиться на одну из горелок.

– Тебе положено быть духом разума. Ума не приложу, с чего это тебя так занимают проблемы секса.

– Пойми, Гарри. – В голосе Боба зазвучали обиженные нотки. – Это чисто академический интерес.

– Нет, правда? Ну, знаешь, мне не кажется справедливым позволять твоей академии подглядывать за людьми в их же собственных домах.

– Погоди-ка. Моя академия не просто подглядывает…

Я предупреждающе поднял руку:

– Заткнись. Даже слышать этого не хочу.

– Ты опошляешь святые для меня понятия, Гарри, – буркнул он. – Ты, можно сказать, оскорбляешь мое мужское начало.

– Боб, – возмутился я, – ты же череп. Какое, к чертовой матери, мужское начало? У тебя же и оскорблять-то нечего.

– Да? – вскинулся Боб. – Ты на себя-то посмотри, Гарри! У тебя что, есть подруга? Тьфу! Большинство мужчин находят себе на ночь занятия получше, чем забавляться с наборами для юных химиков!

– Если уж на то пошло, – козырнул я, – на субботний вечер у меня назначено свидание.