Архивы Дрездена 10-11: Маленькое одолжение. Продажная шкура - [34]

Они убрались, почти неся на себе бедолагу со сломанной кистью. Замыкали шествие двое из коридора, еще не отошедшие от крепкой удушающей хватки Томаса.

Когда дальняя дверь коридора закрылась за ними, я повернулся к Деметре.

– На чем мы остановились?

– Я сомневалась в искренности ваших намерений.

Я покачал головой.

– Хелен. Вам известно, кто я. Вам известно, чем я занимаюсь. Да, я считаю Марконе порочным сукиным сыном, который, вероятно, заслуживает смерти. Но это не значит, что я собираюсь отказаться от помощи ему.

Десять или пятнадцать секунд она молча смотрела на меня. Потом взяла со стола блокнот, вырвала страницу, написала на ней что-то, сложила листок и протянула мне. Я взялся за угол и потянул, но она не отпускала его.

– Дайте мне слово, – произнесла она. – Обещайте, что сделаете все, что в ваших силах, чтобы помочь ему.

Я вздохнул. Ну конечно.

На вкус слова казались протухшей корейкой с солью и уксусом, но я все-таки заставил себя произнести их вслух.

– Я сделаю это. Даю вам слово.

Деметра отпустила бумажку. Я заглянул в нее. Адрес, ничего больше.

– Возможно, это поможет вам, – сказала она. – А может, и нет.

– Это больше, чем у меня имелось минуту назад, – заметил я и кивнул Томасу. – Пошли.

– Дрезден, – окликнула меня Деметра, когда я уже подошел к двери.

Я задержался.

– Спасибо. За то, что укоротили Торелли. Он мог покалечить кого-нибудь из моих девушек.

Я оглянулся на нее и кивнул.

А потом мы с Томасом отправились в пригород.

Глава 12

Деловые интересы Марконе широки и разнообразны. Впрочем, когда ты отмываешь столько денег, сколько он, по-другому и быть не может. Он владел ресторанами, холдинговыми компаниями, занимался импортом и экспортом, инвестировал средства, проводил всевозможные финансовые операции – и, разумеется, в его империю входили строительные компании.

Сансет-Пойнт – один из тех ожогов, что коверкают поверхность нашей планеты: пригородный микрорайон. Расположенный в получасе езды на север от Чикаго, он в свое время представлял собой живописные лесистые холмы по берегам маленькой речушки. Теперь и деревья, и холмы свели под корень бульдозерами, оставив голую, открытую всем ветрам землю. Речка превратилась в сточную канаву. Под снежным покровом все здесь выглядело ровным, белым и стерильным, как внутренности нового холодильника.

– Ты только посмотри, – повернулся я к Томасу, махнув рукой в сторону домов. Каждый стоял на участке, выступавшем от стен на расстояние, не превышающее размер почтовой марки. – И люди платят, чтобы жить в местах вроде этого?

– Разве ты сам не живешь в подвале?

– Я живу в центре большого города, а кроме того, я это помещение арендую, – возразил я. – А дома вроде этих стоят по несколько тысяч баксов, если не больше. Кредит на такой лет тридцать выплачивать.

– А что, разве не милые домики?

– Милые клетки, – буркнул я. – Пространства между ними нет. Зелени никакой. Места вроде этого превращают человека в полевку. Он возвращается с работы и шмыгает в норку. И остается там до тех пор, пока ему не приходится выползать на работу, на которую он не может не ходить, потому что ему надо выплачивать кредит за эту мышиную норку.

– Все равно на порядок лучше твоей квартиры, – настаивал Томас.

– Отнюдь.

Захрустев шинами по снегу, «хаммер» остановился, и Томас недовольно уставился в ветровое стекло.

– Чертов снег. Поди догадайся, где у них здесь улицы.

– Просто старайся не въехать кому-нибудь в стену, – посоветовал я. – Двадцать третий мы проехали минуту назад. Должно быть, это совсем рядом.

– Двадцать третий проспект, переулок или проезд? – спросил Томас.

– Бульвар.

– Проклятые закоулки, – с чувством произнес он и медленно тронул машину дальше. – Вот. – Он кивнул головой в сторону следующего выплывшего из снежной пелены знака. – Этот?

– Угу.

Из-за самодельного уличного указателя показался другой, стандартный дорожный знак, согласно которому Двадцать четвертый проезд заканчивался тупиком. Конец пути.

– Проклятое предвестие, – буркнул я.

– Что еще?

– Ничего.

Мы медленно двигались сквозь бело-серую завесу снегопада. Свет не имел направления, преломляясь в миллиардах ледяных кристалликов. Мотор «хаммера» урчал чуть слышно; по сравнению с ним хруст снега под шинами казался оглушительным грохотом. Мы миновали с полдюжины игрушечных домиков, симпатичных и пустых; снег налипал на стены, из-за чего окна казались глазницами наполовину погребенного черепа.

Что-то было не так. Я не мог бы сказать, что именно, но ощущал это так же явственно, как резное дерево посоха, который сжимал в руках.

Мы были здесь не одни.

Томас тоже это почувствовал. Плавным движением он вытянул из-за спинки водительского сиденья свой пояс. На нем висела в ножнах старая кавалерийская сабля, которую он брал с собой на самые рискованные дела вместе с другой своей любимой игрушкой – ножом с искривленным лезвием. Эта штука называется кукри, и это традиционное оружие гуркхов.

– Что это? – тихо спросил он.

Я закрыл глаза на мгновение, напрягая свои чародейские чувства в попытке уловить любые необычные возмущения энергии вокруг нас. Падающий снег мешал моим магическим чувствам не меньше, чем обычным, физическим.