Архив - [52]
– Надя, ты разговаривала с Георгием Николаевичем?
– Да. То есть нет. О чем?
Ирина Аркадьевна вздохнула. Знать, не судьба, коли родная дочь против. Но почему? Почему она против этого удивительно ясного по жизни человека? Неужели… Неужели она сама… У нее даже заболела голова. Она вспомнила: чем радостнее проводили они воскресные дни, тем мрачнее становилась Надя. Как же я была поглощена своей радостью, что не видела горе собственного ребенка. Господи, за что мне такое наказание, за что? Съезжать – и как можно скорее! Никогда в жизни больше не видеть его! Она стала собирать вещи, а когда из школы пришла Надя и с недоумением уставилась на открытый посреди комнаты чемодан, Ирина Аркадьевна поняла, что, убегая от жизни, ни она, ни дочь ее счастливей не станут.
– Ищу шарфик, скоро похолодает, – стараясь не зарыдать, выговорила она.
С того дня она тоже внутренне отдалилась от Георгия Николаевича и уже ни разу не спрашивала у него о планах на предстоящий выходной день. Надя тоже не интересовалась. Суворов делал вид, что не замечает этих перемен, иногда только виновато улыбался вслед Ирине Аркадьевне и Наде. Он чувствовал себя последним подлецом, но ничего не мог изменить!
А через несколько месяцев всё вернулось в прежнюю колею. Они вновь стали вместе проводить воскресенья, правда, гораздо реже, у Суворова появились свои знакомые, которые не были уже их общими знакомыми, а у Ирины Аркадьевны свои, о которых она ему ничего не рассказывала. И что удивительно, они оба испытывали друг к другу настолько большое уважение, что это позволяло им ровно, как ни в чем не бывало, говорить о чьей-то любви или сгубившей кого-то страсти. Надя при этих разговорах больше, чем обычно, ерзала на месте. Ничего не изменилось, только они вернулись к тому времени, которого уже не вернуть.
XXXII
Суворов довольно часто приезжал в Ленинград, и всякий раз спешил к Адалии Львовне, как к родной матушке. Тетушка радовалась успехам племянника и, с гордостью глядя на него, восклицала за рюмочкой доброго вина:
– Мы, Жорж, с тобой достойно несем по этой жизни наши фамилии – Бахметьевых и Суворовых. И мы должны, как две полноводные реки, достойно донести наши воды до моря, которое Соловьев назвал Историей. Ведь жизнь река, и не дай Бог, если она обмельчает в устье.
– Обмелеет, тетушка?
– Обмельчает, племянник.
Адалия Львовна не только выжила в горниле революции и последующих чисток, но даже преуспела в жизни, чем лишний раз подтвердила жизнестойкость своей фамилии. Осталась цела она благодаря своей уникальной способности видеть человека насквозь.
– Человек от природы стекло, и он сам мутит себя. А все эти совэтские чиновники и их жены с любовницами, – говорила она, посмеиваясь, – независимо от своего жизненного помутнения, прозрачны только от страха. Сразу видать, что им всем надо. Того, чего у них нет. Воспитания, шарма, благородства. Не у всех, конечно, но у большинства. У девяноста девяти с половиной процентов. Как и положено в стране большинства. Я имею в виду не ту страну, что живет без света. Я имею в виду весь нынешний свет. Если б ты знал, скольким я гадаю и привораживаю! Обо мне и в Москве знают, на самом верху, под рубиновыми звездами. Жду вот, когда позовут. Вернее, повезут. Там сперва привозят, а уж потом приглашают. Так принято у них. Никогда бы не подумала, что революционному классу понадобится столько всякой чертовщины. Но это стра-ашная тайна!..
Свою карьеру при новой власти Адалия Львовна начала с того, что стала делать замечательные прически женам партийных бонз Ленинграда. С первых же ее причесок, сопровождаемых всякими полезными советами, без которых женщина просто не женщина, стала стремительно расти ее скрытая в узком кругу слава. Ее ценили за легкость и шарм. Она знала множество пикантных историй, до которых падко женское ушко, тем более не привыкшее к тонкостям. Она охотно делилась со своими клиентками профессиональными знаниями, как выжить среди сумасшедших мужчин и как подчинить их своим капризам и воле. Те записывались к ней в очередь и подавали от своих щедрот кто что мог, в том числе и неоценимую информацию о текущем моменте. По переменам в составе клиенток Адалия Львовна судила о карьерных зигзагах их мужей. Когда за год состав дам изменился чуть ли не полностью, она от греха подальше забросила свое ремесло, сменила квартиру и ушла гардеробщицей в библиотеку. Она уже с трудом передвигалась, весь день было трудно выстаивать на ногах. Георгий Николаевич узнал о ее положении и стал ежемесячно присылать деньги, чтобы избавить тетушку от необходимости зарабатывать на кусок хлеба.
С годами у Адалии Львовны развилась до болезненного состояния страсть к хлебосольству. Отведав, хоть и в малой мере, на излете второго десятилетия голода, она панически боялась его примет, и ей казалось, что любой зашедший к ней человек должен быть обязательно досыта накормлен. У нее были два неизменных фирменных блюда: яичница с колбасой(полная сковорода) и песочный торт «Адмиральский» со смородиновым вареньем, чрезвычайно вкусный и тающий во рту. Торт полагалось запивать бокалом густого какао. Это у тетушки называлось «перекусить». После такой трапезы гости забывали о тяготах жизни и ощущали только тяготы в своем желудке, чему Адалия Львовна была несказанно рада.
Любовь к людям, доброжелательное отношение к человеку вообще, жертвование своим временем, деньгами, репутацией ради благотворительности. Помощь нуждающимся, человеколюбие. Широкая поддержка и покровительство наукам, искусству и образованию. Таковы основные черты филантропии и меценатства. Очередная книга серии рассказывает о самых знаменитых меценатах и филантропах — от древности и до наших дней. Среди них были ― Птолемеи, Меценат, Акбар Великий, Рудольф II, Людовик XIV, Ф.П. Гааз, И.В. Цветаев, Бахрушины, П.М.
«Гаргантюа и Пантагрюэль», «Ярмарка тщеславия», «Мадам Бовари», «Война и мир», «Братья Карамазовы», «Обломов», «Похождения бравого солдата Швейка…», «Так говорил Заратустра», «Процесс», «Тихий Дон», «Великий Гэтсби», «Улисс», «Сто лет одиночества» – эти романы навсегда вошли в историю литературы. Каждый из них отражает свою эпоху, свою национальную культуру и одновременно обращен к будущим поколениям всего мира.Новая книга серии рассказывает о ста самых известных романах, оказавших влияние на мировую культуру нескольких столетий.
В «Тихой заводи бытия» предстает провинциальный город, по которому лихо прошлись девяностые годы, не затронув, однако, характера и привычек горожан, привычных к потрясениям и застою, вдохновению и рутине, вечно живущих в предрассудках и мистике, ненависти и любви. В книгу вошла повесть «Музей» – фантасмагорическая притча с элементами детектива, «Кошка черная с тополя зеленого» – рассказ о драматичных отношениях матери и сына и «Зоопарк» – история о необыкновенном происшествии в зверинце.
Давно признаны во всем мире достижения российской науки. Химия, физика, биология, геология, география, астрономия, математика, медицина, космонавтика, механика, машиностроение… – не перечислить всех отраслей знания, где первенствуют имена российских ученых.Что такое математический анализ Л. Эйлера? Каковы заслуги Н.И. Лобачевского в геометрии? Какова теория вероятности А.Н. Колмогорова? Как создавал синтетический каучук С.В. Лебедев? Какое почвоведение разработано В.В. Докучаевым? Какую лунную трассу создал Ю.В.
У этого писателя с большим творческим потенциалом есть одна, может быть, кажущаяся второстепенной особенность. Он представляется здоровым человеком с нравственным и здоровым юмором. Может быть поэтому герои Виореля Ломова часто грустят, обнаружив жизнь не в себе, а вне себя. А еще все они очень добрые, без модной ныне агрессии ума, тела, секса или фантазии. Проза В. Ломова не только добрая но и обильная. И фонтанирует она не словами, а, прежде всего, мыслями, непринужденно переходящими в образы и обратно. Потому и появляется ощущение, что она словно катится по какой-то одной ей известной траектории навстречу событиям не таким уж невероятным.
На волне любви к японской культуре и русские поэты начали сочинять хокку. Их пишут на салфетках, сидя в многочисленных суши-террах и якиториях, пишут дома, наблюдая из окна привычный и вдруг (!) непривычный пейзаж, а потом публикуют – в альманахах поэзии и на литературных интернет-порталах. «Пусть теперь японцы мучаются, переводя наши трехстишия на язык великого Басё», – говорят их авторы.«У всех сегодня жизнь летит так, что не успеваешь оглянуться, – говорит новосибирский писатель-прозаик Виорэль Ломов, составивший небольшую подборку «русских трехстиший». – Отсюда, наверное, и любовь к хокку.
Как же тяжело шестнадцатилетней девушке подчиняться строгим правилам закрытой монастырской школы! Особенно если в ней бурлит кровь отца — путешественника, капитана корабля. Особенно когда отец пропал без вести в африканской экспедиции. Коллективно сочиненный гипертекстовый дамский роман.
Ненси красива, молода, богата, изнежена, окружена заботой, замужем за любимым. У нее есть всё, что нужно для счастья, не так ли?
Портрет трех поколений женщин, написанный на фоне стремительно меняющейся истории и географии. От Кубы до Майами, с девятнадцатого века и до наших дней они несут бремя памяти, огонь гнева и пепел разочарований. Мария Изабель, Джанетт, Ана, Кармен, Глория — пять женщин, которые рассказывают свои истории, не оглядываясь на тех, кто хочет заставить их замолчать. Пять женщин, чьи голоса с оглушительной силой обрушиваются на жизнь, которой они отказываются подчиняться.Внимание! Содержит ненормативную лексику!
Йондж, Шарлотта Мэри(Charlotte Mary Yonge)(1823–1901).— английская писательница, род. в 1823 г., автор 160 сочинений. Давно практически не публикуется. Но сами англоязычные читатели с удовольствием отсканировали 71 роман Йондж (См. Проект Гутенберг). Фамилия писательницы писалась и пишется по-русски «многовариантно»: Мисс Юнг, Йонг, Янг.Очень молодой выступила на литературное поприще и издала большое число исторических и тенденциозно-религиозных романов, не лишенных теплоты и задушевности. Наиболее известные из них: «The Heir of Redclyffe», «Heartsease», «Dynevor Terrace», «The Daisy Chain», «The Young Stepmother», «Hopes and Fears», «The Clever Women of the Family», «The trial», «The Prince and the Page», «The Chaplet of pearls».
Семейная сага?Исторический роман?Притча?Как можно определить жанр книги, герои которой принадлежат разным поколениям одной семьи, действие повествования длится несколько столетий, а реальные события переплетаются с фантастическими?Ясно одно: причудливый, загадочный и необычайно красивый роман Лорен Грофф достоин стоять на полке у каждого ценителя современной англоязычной прозы!
Открывая «Пылающий Эдем», вы сразу же становитесь участником всего, что происходит с его героями. В этой новой жизни у вас есть все – семья, друзья, взлеты и падения, тревоги и радости, любовь и ненависть. Магическое обаяние Плейн-рассказчицы не исчезнет даже после того, как вы перевернете последнюю страницу.