Охватывая небо и землю, прошлое и будущее, крест парадоксальным образом соединяет в единое целое, казалось бы, несоединимое. Причем в максимальном, абсолютном его проявлении. Сохраняя при этом во всей полноте неповторимость, целостность каждого компонента, его тождественность себе самому. Помещая крест в свою душу, человек тем самым соединяет в единое целое разные, зачастую прямо противоположные и на первый взгляд несовместимые личностные качества и чувства. И при этом храбрость остается храбростью, страх — страхом, боль — болью, радость — радостью, доброта — добротой, ярость — яростью. Это, так сказать, бескомпромиссное единство противоположностей и подлинная идентичность и интегрированность личности. Это то, что необходимо в жизни, чтобы добиться успеха, а то и просто выжить.
“Любящий жизнь свою погубит ее, а ненавидящий сохранит. Это не мистическая абстракция, а бытовой совет морякам и альпинистам; его можно напечатать в путеводителе по Альпам или в строевом уставе.
note 5 Человек, отрезанный морем, спасется, только если рискнет жизнью. Солдат, окруженный врагами, пробьется к своим только в том случае, если он очень хочет жить и как-то беспечно думает о смерти. (На мой взгляд, точнее сказать, думает совсем даже не беспечно, но готов при этом умереть. — В.И.). Если он только хочет жить — он трус и бежать не решится. Если он только готов умереть — он самоубийца; его и убьют”19.
Наконец, крест — символ самого великого чуда, известного человечеству, — Чуда воскресения. И тот, кто верит в Крест, верит в это чудо и чудеса вообще. Те же, кто утратил веру во все чудесное, лишают себя многого. Жизнь без чудес не просто скучна и однообразна. Без чудес невозможны подлинно великие свершения и достижения. Люди, отрицающие факт воскресения и объясняющие исцеления, совершенные Господом, его “экстрасенсорными способностями”, отнюдь не лишают Христа Его божественности. Они лишают человека надежды и шанса. Без веры в чудо Золушка вряд ли оказалась бы на балу. Будучи по-настоящему скромной и смиренной девушкой, она без этой веры скорее всего просто не стала бы беспокоить крестную своими глупыми и даже бредовыми с сугубо рационалистической точки зрения мечтами. И по сей день перебирала бы бобы на кухне у злой мачехи. Без детской и наивной веры в волшебные сказки провинциальная девушка никогда не станет кинозвездой ни в России, ни даже в Америке. Она очень реалистично и логично рассудит, что для поступления в театральный институт надо дать большую взятку, что для получения хорошего контракта нужны большие связи, что “звезд” шоу-бизнеса и без нее пруд пруди. И останется дома среди унылых строений и грязных проулков либо отправится торговать на рынок или в “веселое заведение”. И символично, на мой взгляд, что материализовавшиеся из адских глубин существа типа Бен Ладена и ему подобных, персонифицировавшие абсолютную деструктивность, некрофилию, аннигиляцию жизни как таковой, в своих воззваниях в первую очередь ставят задачу отнюдь не борьбы с какой-либо государственной или политической системой, скажем, с Израилем или “американским империализмом”. Нет, прежде всего они призывают уничтожать крестоносцев.
Завершая этот разговор, хочу обратить ваше внимание еще на два аспекта, говорящих в пользу христианства как вечной и нетленной ценности, по-настоящему достойного и истинного предмета веры и верности.
О жизненной силе христианства свидетельствует прежде всего сам факт того, что Церковь Христова выстояла и сохранилась в первозданном, нетленном виде, несмотря на все ереси, расколы, гонения, войны и иные катаклизмы человеческой истории.
Второе обстоятельство, быть может, не столь очевидное и величественное, но именно в этом-то, на мой взгляд, и заключается его прелесть, — это то, что, по меткому замечанию героя одного из произведений Г.К. Честертона, “христианство всегда не модно…”20. Такое бытовое, если угодно, наблюдение — прекрасное свидетельство вечности христианских идей и ценностей. Ведь само понятие моды с вечностью несовместимо. Если бы мода вдруг стала вечной и неизменной, она перестала бы быть модой. Одна мода сменяет другую несколько раз на протяжении жизни одного только поколения. То, что модно сегодня, завтра будет казаться архаичным и даже смешным и нелепым.
“Церковь же всегда как бы отстает от времени, тогда как на самом деле она — вне времени. Она ждет, пока последняя мода мира увидит свой последний час, и хранит ключи добродетели”21.
Не знаю, достаточно ли сказанного, чтобы убедить скептиков в том, что молодые люди, приобщенные семьей к христианской традиции, имеют лучшие стартовые возможности и легче и успешнее справляются с кризисом юности, особенно в специфических российских условиях, но, по-моему, тут есть над чем задуматься.
Об одной специфической особенности
“загадочной русской души”
Заканчивая разговор о кризисе юношества, об идейном воспитании и развитии молодежи, я хочу обратить внимание на одну часто встречающуюся ошибку, порой влекущую за собой самые негативные последствия. Я имею в виду характерную — особенно для российского менталитета — склонность к абсолютной персонализации любых идей, учений, событий. Эта тенденция начинает проявляться еще в школьные годы. Спросите у российского школьника: какой предмет ему нравится больше других? (Для чистоты эксперимента исключим физкультуру — это совершенно иной тип деятельности по сравнению со всем процессом обучения и потому разговор о ней отдельный). После длительного размышления наш школьник назовет какой-то предмет, например, географию. Тогда задайте следующий вопрос: а чем этот предмет тебе нравится? Почти не задумываясь, большинство школьников скажут что-то вроде: “Ну, учительница хорошая. Веселая. Интересно рассказывает. Просто так двойки не ставит. Не выгоняет из класса. И вообще, она ничего…”. Иными словами, критерием оценки предмета для ученика в нашем примере является личность учителя.
