Архангельские новеллы - [12]

Федька ходит козырем:

— Ненилка месяц будет не в уме. Я ее выучу по одной половице ходить.

Повернулся на каблуке, а Ненила сзади стоит, здорова и в памяти, только брови как медведи лежат:

— Я как сюда попала?

У Федьки живот схватило:

— Вы, значит, со мною обвенчавши. И плывете, значит, в наши родные палестины-с!

Ненила вдруг на палубу упала, руки заломила:

— Что со мной стряслось? На войне я была удала и горазда, а тут...

Она вдруг сделалась страшна, гро'зна.

— Где Данило Девич?!

Данилко накачался на свадьбе как свинья; не свалился ли в воду с пьяных глаз...

Но тут пароход к пристани заподоходил. Музыка, встреча, отчишко с министрами, народ. В пристанском буфете сряжен банкет. Все в одну минуту напосудились без памяти. Явился Митька пытать о брате. Королек насильно налил Митьку вином, с отцом пошушукался и под шумок стянули они пьяного в лодку. Отчишко уплавил тело к морю, валил на пески, ножом вывертел сонному глаза и угреб обратно.

А Федька, как за стол-то воротился, думает ничего никто не приметил. Глядь, — Ненила подходит:

— Кого куда в лодке повезли?

Митьку, Данилкинова брата, папаша вытрезвлять поехал.

Мать Данилы да Митрия тут привелась, заревела медведицей:

— Убивать повезли моего детища! И Данилу убили!!

Во дворе тишина стала. Ненила как туча грозова приступила к Федьке:

— Где Данило?!

Королек завертелся собакой.

— С пароходу пьяной упал, на моих глазах захлебнулся.

Матка опять во весь двор:

— Врешь ты, щучий сын! Не пьет мой Данилушко, в рот не берет. Где они?! Где мои рожоны дети?!

Ненила королька за плечо прижала, ажио он посинел:

— Сказывай, вор, где ейны дети!?

Федька вырвался, по полу закатался, заверещал свипым голосом:

— Эй слуги верны-ы! Хватайте мою жену Ненилку, недостойную королевского ложа! Я Данилку ейного своеручно в море смахнул как комара, а ее, суку, на воротах расстреляю! Вяжите ее! Каждого жалую чином и деньгами!

Середи двора телега привелась ломовая, оглобли дубовы велики. Ненила Богатырка вывернула эку семисаженну снасть да как свиснет, свиснет наокруг: по двору пыль свилась с каменьем, из окошек стекла посыпались. Брызнул народишко кто куда, полезли под дом, под онбары, на чердак, на сенник, в канаву. Сутки так и хранились, как мертвы. Старой королешко ухватил с собой десяток мужиков поудалее, да на двух телегах и удрал неведомо куда.

Воля во всем стала Непилина.

Перво дело она послала людей к морю искать Данила и Митрия, да от себя подала во все концы телеграмы. Посыльны бродили неделю, принесли голубой Данилов поясок:

— Не иначе, — рыбы съели братанов. По берегу есть костья лежит.

Ненила убрала в сундук цветны сарафаны, наложила на голову черной плат. Ни с кем боле не пошутит, не рассмехнется. День на управленьи да при хозяйстве, а после закатимого сядет одинехонька у окошка, голубу Данилову опояску к сердцу прижмет и запричитат: !

— Птичкой бы я была воронкой,

во все бы я стороны слетала,

под кажду бы лесинку заглянула,

своего бы дружочка отыскала.

..........

Месяц мой светлый,

Почто рано — погиб?!

Цвет мой прекрасный, *

Почто рано увял?!

Народ-от мимо идут, дак заслушаются. А Федьки королевна объявила:

— Не знаю, что скажет осень, а нонешно лето будь ты пастух коровий в Митькипо место.

Он и пасет, вечером домой гонит. Ненила с подойником у хлева ждет и считат, все ли коровы. Пересчитат и велит корольку последню под хвост поцеловать. Эта корова так уж и знат. Дойдет до конюшны, остановится и хвост подымет.

А Данило не утонул, с парохода упал. Примерз рукавом к льдине. Утром прикачало к берегу. А встать не может, ноги умерли с морозу. Федьки боится, в лес на коленцах бежит, ноги как кряжи волокет. И вдруг слышно, — лес трещит впереди. Не медведь ли? И закричал:

— Зверь, али человек?!

И увидел слепого брата. Поплакали, посидели, россказали друг другу.

— Помрем лучше, братец, — говорит слепой, — кто нам рад эким-то?

— По миру будем ходить, коли работать не заможем, — утешат безногой. — У тебя ноги остались, у меня глаза. Посадишь меня на плечи, целой человек и станет. А теперь затянемся в тайболу, переждем, не обойдецце ли Федькино сердце.

Зашагал слепой под север, на себе несет брата, тот командует:

— Право!.. Лево!.. Прямо!..

У глухого озера нашли избушку, от ветру, дождя схорониться. Связали из вичья морды-ловушки, — рыбку промышляют.

Ненилины послы далеко заходили, а глухого озера половины не дошли. Живут братья быват и месяц.

Оборвались, в саже умарались. Данило и сказыват:

— Вот что, Митя, зима этта пострашне будет Федьки. Топора нет, ножа нет, соли нет, спичек нет. Надо выходить на люди. Я надумал вот чего попытать. Отсюда под юг должна быть трактова дорога. Я смала езжал. По дороге, все под юг итти, Федькиного отчишка летней дом с садом. В саду гора, в горы две дыры вьюшками закрыты. Одна дыра шипучих минеральных вод, друга дыра огнедышаща, подземну лаву выкидыват. Шипуча-та вода прежде всем хромым, слепым пользу подавала. Про это заграбучий Федькин папепька пронюхал, сад и гору каменьем обнес, никому ходу не стало. Только сам летом окатываться да пить наезжат. К этой воды станем-ко подвигаться.

У озера отмылись, вяленой рыбки увязали, сел хромой слепому на плечи, командует: