Аргидава - [13]

– Та успеешь, доню, ты к своим хлопцам, давай еще прокачу тебя на пароме, подыши воздухом, а то вон какая ты худенькая. Редиску будешь с хлебом? Будешь? Отличная редиска! – Матвеич с восхищением глядел, как девочка с хрустом разгрызала редиску, и подсовывал ей огурчик, молодой, колючий, с пупырышками. – А портрет этот… – дедушка опечалился, – скажу бабе своей, чтобы мне на памятнике его сделала. Такой хороший портрет у тебя получился.

К слову, друг Женя стоял на берегу и пристально глядел из под-руки в сторону плота, наблюдая Асино путешествие через реку.

– А что же, она ведь еще маленькая, на плоту, одна, должен же кто-то смотреть за… за… ребенком.

Хорошие люди Машины друзья. Всепонимающие. Никто не подтрунивал, не ухмыльнулся. Только переглянулись, а Луша осуждающе фыркнула Смиту в лицо, почувствовала что-то и медленно, страдая от жары, солидарно уселась рядом с Женей на солнцепеке. И вот так, составив ему компанию, сидела рядом с ним, поскуливала и приговаривала-подвывала: «Айлавю, айлавю», заглядывая Жене в лицо, мол, правильно я говорю, человеческий мальчик, про ту девочку на пароме, правильно же? Ты же айлавю? Айлавю, да? Женька смущался, не глядя на собаку, в знак согласия, гладил ее большую умную меховую башку и все старался перетащить ее в тень.

Ася вернулась радостная, возбужденная. Паромщик дедушка Матвеич и отпустил-то ее только потому, что к противоположному берегу реки подъехал длинный кортеж, нарядный, весь в лентах, цветах и воздушных шарах, лопающихся с громыханием от жары, а впереди машина с женихом и невестой. Кто-то из сопровождающих показывал паромщику на часы, пританцовывая, мол, скорей-скорей, на венчание опаздываем. И дед Матвеич с достоинством, перебирая по тросу, натянутому через реку от крепкого столба на одном берегу до крепкого столба на другом, специальными большими деревянными крюками, повел паром через искрящуюся летнюю теплую реку навстречу счастью молодых.

– А потом… – подходя вместе со своими телохранителями Женей и Луной к месту, где расположилась компания, продолжала увлеченно рассказывать Ася, – он удрал из дому, потому что отчим его нещадно бил. И спрятался где-то недалеко от крепости, в каком-то то ли подвале, то ли подземелье. Друг носил ему туда хлеб и воду. Иногда молоко. И ему там не было страшно или одиноко. Дедушка Матвеич сказал, что всем нам надо учиться быть одинокими. И чем раньше, тем лучше. Зачем он так сказал? – Ася посмотрела Женьке в лицо, а тот пожал плечами и смутился. – И однажды он обнаружил, что оттуда, из этого подвала, идет куда-то подземный ход. Когда Матвеич и его друг уже были почти взрослыми, они решили вернуться туда, потому что ходили какие-то слухи, что в этом старинном подземелье то ли турки, то ли еще кто-то, отходя, спрятали все награбленное золото, чтобы потом вернуться. И вот они взяли факелы – фонарики же тогда были на вес золота – и забрались в подземелье. И знаешь что? Они прошли несколько километров. Дед Матвеич ничего, а друг его чуть не умер. Прямо там. Почти задохнулся.

– Метан, наверное… – предположил кто-то.

– Метан они бы сразу почуяли и смогли бы уйти. Это был CO, страшный газ. Без цвета, без запаха, по-видимому, просочился из карстовых пещер… Так бывает, когда подземелье глубокое и много рукавов и отводов, – авторитетно заявил Смит, студент химического факультета.

А Женька кивал, ни черта не понимал, просто слушал голос Аси, как слушают музыку, наслаждаясь, даже не думая, что он сейчас может выглядеть смешным, наивным, глупым.

– А пойдем в крепость, Марусь? Я не была еще там! Пойдем? – Ася сложила ладошки молитвенно. – Мяу!

– Маааау! – отозвалась Луша, мотая хвостом.

– Это очень мне интересно! Очень. То, что ты рассказала. Надо же… Подземный ход ведет, оказывается, в крепость. Пойдем, пойдем обязательно, – пообещала Маша, озабоченно щелкая пальцами перед Женькиным лицом. То ли перегрелся мечтательный мальчик, то ли…

– Айлавю! – с готовностью басом подсказала Луша.

Женя вдруг очнулся, смутился и закричал:

– Иии! Луша на солнце перегрелась!

Компания с хохотом принялась обливать Лушку водой. Собака, наслаждаясь прохладой, улыбалась, мяукала, пыталась схватить зубами воду и энергично отряхивалась, создавая вокруг себя фонтан брызг и маленькую нарядную, яркую собачью радугу.

– Значит, подземный ход ведет в крепость… – вытирая собаку насухо-насухо, чтобы она не запарилась под своей шубой, сказала Маша, как ей показалось, себе. – Значит, он ведет в крепость…

– Да не в крепость, а из крепости. Понимаешь, они пробирались… – Ася опять принялась рассказывать подробно то, что ей поведал паромщик дед Матвеич, – из крепости.

– Да-да. Из крепости. Ну, значит и, в крепость.

А паромщик дедушка Матвеич уже вез вторую свадебную машину (на пароме помещался только один автомобиль), улыбался счастливо, махнул ребятам на прощанье. Ну как… не ребятам, конечно. Маленькой Асе.

Через две недели после знакомства с Машей, с ее друзьями, с Женей и с дедом Матвеичем, паромщиком, Ася праздновала свой пятнадцатый день рождения. Пригласили всех новых друзей. Ася накануне заявила: не хочу ждать. Не могу и не буду ждать. Ну что это такое? С вечера все готовишь. Торт печется. Утром просыпаешься, помогаешь маме сполоснуть парадную посуду и приборы, и все уже готово. В холодильнике нарезанные на салаты овощи. Что-то засунуть в духовку, что-то заправить сметаной там или еще чем-то. А потом садишься, ждешь, волнуешься, когда же гости, придут ли, нет ли, а еще дождь дурацкий начинается, и целый день ходишь и думаешь, ну вот, не придут, наверное. А когда наконец приходят, я уже такая уставшая, что всю радость растеряла на ожидание. Давайте приходите ко мне на день рождения в семь утра. И, видя растерянные лица, согласилась: ладно, в семь тридцать. Сговорились на десять.