Аргентовские - [15]

Лавр поздоровался. Иконников, привстав, поклонился.

— Чем могу служить?

— Я — комиссар Курганской горуездной милиции Аргентовский. В целях пресечения самогоноварения произвожу обыски.

— Пожалуйста. Препятствовать не благоразумно, — пыхнул он трубкой и, проследив за плывущим по комнате колечком, спохватился: — Садитесь, комиссар. Пусть ваши люди занимаются своим делом.

Лавр кивнул сопровождавшему его Авдееву: «Начинайте», — и вновь обратился к Иконникову:

— Предлагаю оружие сдать добровольно.

Хозяин неторопливо подошел к письменному столу, выдвинул ящик, достал новенький вороненый браунинг, подержал на ладони, будто прощаясь с ценной реликвией, положил на край стола.

— Надеюсь, он вам не пригодится, — улыбнулся Лавр, давая понять, что прибыл в дом с самыми мирными намерениями.

— Дай-то бог, — вздохнул Иконников. — Думаю, перед народом больших преступлений у меня нет. Делал то, что требовалось по долгу службы.

— Это другой вопрос. Подозревать или обвинять вас в чем-то у меня пока нет оснований. А дальше — жизнь покажет. Все будет зависеть от вашей лояльности.

— Лояльности? И это говорите вы мне, полицейскому чиновнику? Простите, но я не могу понять вас, — искренне удивился Иконников.

— А тут и понимать нечего, — как само собой разумеющееся сказал Аргентовский. — Революция выпотрошила, можно сказать, наизнанку вывернула старую Россию. Но это не значит, что мы должны оттолкнуть тех, кто раньше не разделял наши взгляды. Им тоже найдется дело, если они станут честно сотрудничать с Советской властью, работать, не держа камень за пазухой.

Иконников сидел в кресле, прикрыв лицо ладонью, думал.

— Знаете, что меня ночами терзает? — не меняя позы, наконец сказал он. — Как могло случиться, что история так зло подшутила над нашим классом? В чем беда и в чем боль наша?

— Ну, об этом как-нибудь на досуге. Извините, что не имею больше времени. Дела…

Аргентовский вежливо поклонился и вышел.

Облава закончилась перед рассветом. В воздухе уже чувствовался утренний холодок, когда Лавр возвращался домой. Он был в приподнятом настроении. Главное — сделано. В одном из притонов на Пушкинской улице схвачена шайка Аркашки Клуни. Все пятеро. Произошло это так.

Оцепив очередной квартал, милиционеры направились было по домам, но их остановил красногвардеец Савельев.

— Погодите, братцы. Здесь, второй дом от угла, проживает Фроська Бобкова. Раньше притон содержала. Ворья там разного бывало… Околоточный ее постоянно таскал к исправнику. Может, и счас…

Помощник командира конного отряда милиции Григорьев, руководивший группой, приказал соблюдать тишину, никаких действий не начинать. Опросив соседей, он узнал, что с вечера в доме Фроськи долго горел свет, по всему — были гости.

Григорьев внимательно осмотрел подворье. Оказалось, что из хлева в сенцы есть дверь. Если ее открыть, можно попасть на кухню.

При свете фонаря долго возились с внутренней задвижкой, но открыть не смогли. Тогда ломами приподняли и сняли с петель дверь. Ворвались в горницу. Бандиты спали на полу. Спьяну никто из них не мог сообразить что произошло, только Клуня, как был в нижнем белье, так и бросился в окно. Кто-то ударил его прикладом по голове. Звенькнуло стекло и бандит вместе с рамой повис на подоконнике.

— Осторожно! — крикнул Григорьев. — Сказано: брать живым…

Бандита привели в чувство и вместе с остальными отправили в управление.

Весь день следственная комиссия возилась с Клуней. Лишь к вечеру он рассказал, что приехали в Курган из Златоуста, послал их старый дружок, рецидивист, по кличке Муха, который, судя по всему, был там связан с какой-то контрреволюционной организацией. Велел связаться с Годовых, выполнять его поручения. От него, Евгения Годовых, и получил задание: «убрать» трех-четырех партийцев. Вчера Годовых принес задаток — кулон и два золотых перстня. Остальное, полфунта золотых вещей, должен получить, когда выполнит задание. На завтрашний вечер у них назначена встреча в доме 20 по Береговой улице. Ястржембский позвонил Аргентовскому.

— Лавр Васильевич, рассыльного до меня пошли. Есть новость.

Вскоре от Ястржембского принесли ордер на арест Годовых и записку:

«Сделай это вечером. Шум не поднимать. Спрячь его в одиночку и позвони мне».

Годовых дома не оказалось. Хозяйка, молодая вдова, что-то напевая, вешала в горнице занавески. Привыкшая к ночным гостям постояльца, на стук в дверь не откликнулась. Когда Лавр вошел и поздоровался, сразу же сказала:

— Ежели вы к Жене, то его нету дома.

— Где его найти?

— А вам зачем?

— Надо.

Она повернулась, удивленная таким ответом, смерила Аргентовского изучающим взглядом: это еще что тут за тип?!

— Где Евгений?

— Ежели срочно, завтра он сам вас найдет.

— Мы дальние, — соврал Лавр. — Ночевать не резон. Крайняя нужда к нему.

— В пожарку, сказывал, пошел. Спектаклю разыгрывать хотят, так он на эту…

— На репетицию, — подсказал кто-то из сопровождавших комиссара милиционеров.

Хозяйка кивнула головой.

…В сумрачном зале пустые ряды скамеек. Над сценой густо коптили две висячие семилинейные лампы, освещая импровизированный плетень из ивовых прутьев и угол деревенской избы. Перед избой ходил толстый, с брюшком, мужчина. Он тряс длинной мочальной бородой и громко кричал: