— Нет, — сказал Гуля. — Но я вас уважаю… И завидую… Знаете… я завидую людям… которые умеют в своей жизни хоть что-нибудь изменить. Я всегда жил… как-то очень правильно. Учился… конструировал сковородки… Но вот если спросить, чего я в жизни очень хочу. Ну так, чтобы без этого не жить?! Нету такого… Нету…
— И не было?.. — осторожно спросила Наташа.
— Не было. В школе… мне как-то все предметы нравились одинаково: и география, и математика, и литература. Но так спокойно нравились, без напряжения.
— А девочки?.. Бывает же переходный возраст?..
— Тоже все нравились одинаково, я даже там кого-то домой провожал. Но так, чтобы с моста прыгать… или там подраться из-за кого-то… Даже мыслей таких не было. Поступил в политехнический институт только потому, что он был ближе других институтов к дому. Сейчас сковородки конструирую… С крышками и без крышек… И не потому, что… а… Так получилось. Как дерево. Куда упало семечко, там и расту. Знаете, деревья наверно ужасно завидуют самым заурядным муравьям. И листья наверно теряют не от холода, а от зависти. Знаете, как бывает: холод, дождь, и жить совсем не хочется. А солнышко пригреет — так вроде и ничего…
Гуля замолчал. Наступила тишина, ушло какое-то минутное возбуждение, он устыдился своей непрошенной откровенности. Долго прятал глаза. Потом поднял их. Увидел лицо Наташи. Растерянное и нежное. Сказал с мальчишеской бравадой:
— Да вы не бойтесь, я всё сделаю, раз пообещал. Я своё слово держу.
— Извините меня… — прошептала Наташа.
— За что?
— Вы… прекрасно жили без меня… Построили свой домик. Пусть из песка — но свой… В котором вполне можно жить… Если нет землетрясений и ураганов… А я пришла в своих галошах… и натоптала. Вы переживаете…
— Я переживаю? — надменно сказал Гуля. — Оптический обман! Разве я способен на переживания? Я самый весёлый в стране человек после Геннадия Хазанова! Покупайте сковородки Голосова — самые смешные сковородки в мире! На них можно жарить скуку и печь блины из несбыточных желаний!!!
Оставшись один, Гуля долго ходил по комнате. Разделся. Потом вдруг снова оделся и продолжил хождение взад-вперёд. Снова разделся. Пошёл в ванную. Приготовился чистить зубы. Поднёс щётку к губам. Отправил её в рот. Сделав несколько движений, сморщился и покосился на полку. На полке лежал с отвинченной головкой тюбик мыльного крема «Флорена». Гуля скривился, прополоскал рот и побрёл спать.
Ведро с будильником уже стояло около кровати.
Разбудил его звонок. Гуля привычно подпрыгнул, схватил будильник, зажал его в руках — но звонок не прекращался. Гуля ошалело огляделся, взглянул на часы — без пятнадцати семь, — будильнику звонить было рано. Тут только Гуля осознал, что звонят в дверь, торопливо натянул брюки и побежал открывать.
За дверью стояла Наташа.
— Доброе утро! — сказала она. — Я вас не разбудила?
— Нет, что вы, — вежливо ответил Гуля, раздирая осоловевшие веки. — Что-нибудь случилось?
— Я вам завтрак принесла! — весело сказала Наташа. — Мне вас теперь беречь надо, а то не доживёте до свадьбы!
Свежая котлета дымилась на тарелке. Наташа вынула из сумки хлеб, масло, помидоры, разноцветные бумажные салфетки. На столе возник аппетитный натюрморт.
— Да, кстати, — сказала Наташа. — Вам надо познакомиться с моими родителями. Хотите сегодня?
— Куда торопиться? — осторожно сказал Гуля. — Всё равно три месяца ждать.
— Ну что вы! — улыбнулась Наташа. — Со справкой из поликлиники пропускают вне очереди. Свадьба в субботу.
Кусок котлеты застрял у Гули в горле.
— А сегодня что? — поперхнувшись, спросил он.
— Вторник!
— Так, — сказал Гуля и молча дожевал котлету. — Я надеюсь, мне не придётся нести убытки и шить свадебный фрак?
— Ну что вы! Никакой свадьбы не будет. Распишемся — и все дела!!!
— Как это «распишемся — и все дела»? — упавшим голосом спросила мама.
Они чинно сидели вчетвером за большим обеденным столом: с одной стороны папа и мама, с другой стороны — Наташа с Гулей.
Наташины родители — маленькие худенькие «старички», похожие на благовоспитанных воробышков, чувствовали себя точно на дипломатическом приёме, сидели церемонно, строго — «держа спину» — и только в глазах можно было прочесть вежливую, но безграничную растерянность.
— Как это «и все дела»? — повторила мама со слезами в голосе. — Вы хотите нас опозорить на весь город?
— Мама, ну о чём ты говоришь, — сдержанно сказала Наташа. — При чём тут город? Кто выходит замуж, город или я?
— Теоретически ты права, — скорбно сказал папа. — А практически — вот список.
Он вынул из кармана листок бумаги, тщательно разгладил и положил на стол.
— Двести шестьдесят три человека. Сейчас это наши друзья. После свадьбы, которой не будет — это наши враги. Вы взрослые люди, подумайте сами. Катя, у тебя валидол под рукой?
Екатерина Ильинична торопливо выдала ему таблетку, вторую приняла сама — и они снова застыли в неподвижности, демонстрируя покорность судьбе.
— Мама, ну подумайте сами — двести шестьдесят три человека — да ведь я их не знаю никого!
— Зато они тебя знают, — спокойно ответила мама.
— Не знают они меня!
— Значит они меня знают, — сказала мама.
— Чья свадьба, твоя или моя?