Арена, Кукольный театр и Добро пожаловать в сумасшедший дом! - [285]

Несколько минут спустя он подал знак принести еще вина, и когда официант выполнил заказ, задержал его, чтобы поговорить.

— Я так понял, наш друг отверг мое предложение, — сказал он. — Могу я спросить, как его зовут?

— Отто, mein Herr.

— Отто… а дальше? У него что, нет фамилии?

Глаза официанта вспыхнули.

— Я спросил его как-то. Niemand, ответил он мне. Отто Niemand.

Дули засмеялся. Он знал, что Niemand по-немецки означает «никто».

— Давно он тут играет?

— О, только сегодня ночью. Он переходит из одного заведения в другое. Сегодня мы впервые увидели его спустя почти год. Он всегда приходит на одну ночь, и мы пускаем для него шляпу по кругу. Обычно у нас тут нет музыки, просто винный погребок. — Дули нахмурился. Значит, он должен наладить контакт именно сегодняшней ночью. — Просто винный погребок, — повторил официант. — Но мы также подаем сэндвичи, если пожелаете. Ветчина, колбаса, сыр…

— Скоро он начнет играть снова? — перебил его Дули. — У него большие перерывы?

— О, сегодня он больше играть не будет. Минуту назад, неся вам вино, я видел, как он ушел. Мы теперь, наверно, долго его не увидим…

Дули схватил футляр с кларнетом и бросился бежать со всей скоростью, которую удавалось развить между тесно стоящими столиками. Выскочил за дверь, даже не подумав закрыть ее, и понесся вверх по ступеням. Туман поредел, сейчас он висел лишь клочьями. Однако ни в одном направлении не был виден Никто. Дули замер, прислушиваясь. Сначала до него долетал лишь шум из винного погребка, потом, слава богу, кто-то затворил дверь, и справа от себя он услышал шаги.

Терять ему было нечего, и он бросился в ту сторону. Добежав до угла, остановился и снова прислушался; вроде бы уловил звук шагов и побежал на него. Спустя полквартала он увидел впереди фигуру, но слишком далеко, чтобы узнать человека, хотя, благодарение богу, такую же высокую и худую. Возможно, это был музыкант. Неподалеку сквозь туман Дули смог разглядеть огни и услышал шум движения. Похоже, это тот поворот, который он пропустил, пытаясь следовать указаниям клерка из отеля в поисках центральной, деловой части города; или, по крайней мере, это где-то рядом, поскольку городок невелик.

Дули сократил расстояние до четверти квартала, открыл рот, чтобы окликнуть идущего впереди, но почувствовал, что задыхается от бега, и перешел на шаг. Невозможно было потерять человека теперь, когда тот находился так близко. Восстановив дыхание, Дули начал медленно сокращать дистанцию.

Он был уже на расстоянии всего нескольких шагов от него — хвала Господу, это действительно был музыкант — и пошел быстрее, чтобы догнать и заговорить, когда тот сошел на обочину и начал переходить улицу. В тот же момент за его спиной из-за угла на полной скорости вывернул автомобиль, водитель которого, по всей видимости, был пьян. На мгновение машина вильнула в сторону, но тут же снова выровняла свой бег и понеслась прямо на ни о чем не подозревающего музыканта. Дули, в жизни не совершивший сознательно ни одного героического поступка, выбежал на середину улицы и с силой толкнул музыканта в спину, с пути приближающейся автомашины. По инерции он и сам пролетел вперед, свалился на музыканта и, хватая ртом воздух, распростерся, закрывая его собой; автомобиль пронесся мимо, но так близко, что порыв воздуха всколыхнул и надул одежду. Подняв голову, он увидел, как в тумане исчезли красные глаза задних огней машины.

Чувствуя, как сердце барабаном стучит в ушах, он откатился в сторону, дождался, когда музыкант поднимется, и медленно встал сам.

— Она была так близко?

Дули кивнул, с трудом проглотив в горле комок.

— На волосок от гибели.

Музыкант вытащил из-под пиджака инструмент и осмотрел его.

— Цел.

Только тут Дули осознал, что у него-то в руках ничего нет, и резко обернулся в поисках футляра с кларнетом. И увидел его. Наверно, футляр выпал, когда Дули вскинул руки, чтобы оттолкнуть музыканта. Надо полагать, по нему проехались и переднее, и заднее колеса, поскольку он был полностью расплющен. И футляр, и сам кларнет разбились, превратившись в груду бесполезного хлама. Дули провел по футляру пальцами, поднял его и бросил в сточную канаву.

Музыкант подошел и остановился рядом.

— Какая жалость. Потерять инструмент — все равно что потерять друга.

В этот момент в голову Дули пришла одна идея. Не отвечая, он напустил на себя скорбный вид, в реальности мало соответствующий его ощущениям. Потеря кларнета, конечно, ударит по бумажнику, но невосполнимой ее не назовешь. У него хватит денег, чтобы купить подержанный, не слишком выдающийся инструмент, с которым можно будет начать выступать. А потом придется просто работать чуть больше, а тратить чуть меньше, пока он не сможет приобрести по-настоящему хороший инструмент вроде того, которого только что лишился. Тот стоил ему три сотни — не марок, долларов. Так или иначе, он будет иметь кларнет. В данный момент, однако, его гораздо больше волновало, как бы заполучить инструмент немецкого музыканта или другой в том же духе. Три сотни долларов, не марок, — гроши по сравнению с тем, что он отдал бы за него. И если этот человек прочувствует, что обязан ему жизнью, и предложит…