Ардагаст, царь росов - [130]

   — Мы все теперь росы! А Андака с Чернозлобной никто уже за людей не считает. Что они славного сделали в таком походе?

Хор-алдар поднял вопросительный взгляд на Ардагаста. Суровый, немногословный, князь думал сейчас не о самой власти, а об ответственности, которая ляжет на него. Ведь боги не называли его своим избранником.

   — Ты остаёшься вместо меня, — кивнул Зореславич. — А нового царя может выбрать только племя... оба племени, росы и венеды. Огненной Чашей же могут распорядиться лишь боги.

   — Я знаю Лысую гору. Это язва в самой середине твоего царства, и она его разъест, если её не выжечь, — сказал Вышата.

   — Возьмите меня с собой, Ардагаст! Уж такой бой я не могу пропустить! — азартно воскликнул Роксаг.

Царь роксоланов не просто скучал в ожидании выкупа. После бесславного пленения ему просто необходимо было снова возвыситься в глазах племени. И какой же степняк в таком случае откажется от подвига? Один сарматский царь хорошо понимал другого.

Сотня всадников в остроконечных шлемах ехала вниз по течению Десны. Летом или зимой до устья реки можно было доскакать в два дня, теперь же из-за распутицы двигаться пришлось вдвое медленнее. Люди, спасавшиеся на горах от половодья, приветливо кланялись. С тревогой рассказывали о проехавших тут всадниках в чёрных кафтанах и чёрных медвежьих шкурах. Угрюмые и злобные всадники никого не трогали явно лишь из-за спешки. Они только хлестали попадавших под руку плетьми и ругались самыми мерзкими Матери-Земле словами.

А со священных гор разносились, радуя и тревожа душу, веснянки. Пели не только о весне и её богинях — о радостях любви и семейной жизни. Ардагаст всё чаще думал о Добряне. Вдруг и впрямь потеряла девчонка голову от безнадёжной любви к нему, не выдержала насмешек и решила податься в ведьмы, соблазнилась разгульным житьём и тёмным могуществом колдуньи? И не заманивает ли она теперь его, вольно или невольно, в ловушку? Лесная русалка Черной земли...

Нет, не могло такого случиться с чистой лесной царевной! Не могли её превратить никакими чарами в распутную и коварную тварь... А если смогут — после мерзкого обряда, погружающего душу в грязь?.. Да что ему за дело до этой девчонки, которую он думал снова увидеть разве что на будущий год, в новый приезд за данью — женой Ясеня, дай ему Лада всяческого счастья! Но ведь это он, Ардагаст, перевернул всю её жизнь, из-за него её сейчас влекли в чернобожье логово, в стольный град Яги! Хорошо, если мохнатые скоты не надругаются над ней ещё в дороге, забыв в животном раже, что для обряда она нужна нетронутой...

Всадники в панцирях и островерхих шлемах стояли, скрытые лесом, на высокой горе. Впереди, слева, позади раскинулось бескрайнее тёмное море лесов, ещё не одетых листвой. Зеленели лишь вековые боры. Справа неспешно и величественно катил свои воды на юг широкий Днепр. На север вдоль края лесов поднимались одна за другой четыре горы, тоже (кроме одной) поросшие лесом. А между горами и Днепром раскинулось царство болот, озёр, проток, ручьёв и речек, между которыми выделялась довольно широкая река, что текла, подобно Днепру, с севера и в него же впадала чуть ниже горы, на которой стояли конные росы. Переправившись у устья Десны, они скрытно, лесами вышли к этой горе.

Спутники Ардагаста, повидавшие мир от Британии до Гималаев и от Египта до Урала, молчали, поражённые неброской, но могучей красотой этих мест. А он рассказывал, обводя просторы рукой с гордостью хозяина:

   — Вот земля борян — их ещё горянами зовут, — самых северных из полян. Здесь был край Великой Скифии. На отшибе живут, а никто их отсюда не может совсем в леса загнать, чтобы стали как нуры. Богатая земля — и пашни тут, и леса, и река, и пастбища. И прятаться от степняков легче, чем на юге. Искал меня дядя Сауасп по здешним борам, искал, а нашёл — призадумался: как обратно выбраться, если боряне осерчают?

   — Эллинские купцы очень хвалят эти места, — вмешался Хилиарх. — Здесь можно купить всё, чем только богата Скифия — зерно, меха, воск... Теперь я понял: тут — ворота из лесной Скифии в степную.

   — Да, ваше торжище вон там, над Почайной, — продолжил Ардагаст. — И ещё эти места — святые. А из святых мест просто так не уходят. Вот эта гора — Перунова, на ней капище Рода. Дальше — Хорсовица. Городок на ней был — видите валы? Сауасп велел из него уйти, а святилище Даждьбога всё равно осталось. Дальше — Змеевица. Недоброе место...

   — Кому как, — возразил Вышата. — Змеем оборачивается и Перун, и Велес. Добрый человек у змея мудрости и богатства просит, а злой — лихих чар.

   — А за ней, — лицо Зореславича помрачнело, — Лысая гора, стольный град Яги с Чернобогом, и нет этого места проклятее во всей Скифии. Городок волховный тоже Сауасп велел оставить. Вроде никто и не живёт, а в ночь на большие праздники — Рождество, Велик день, Ярилу, Купалу — такое творится! Добрые люди в городок не смеют и днём зайти, — такими чарами он ограждён. Ну а дальше доброе место — Ярилины горы. В них пещеры, где Ярила змея одолел. Там мы с Вышатой от бесов прятались, а он Индрика-зверя вызывал. А над Почайной, у торжища, — капище Велеса.