Arboretum - [16]
— А о том, что я агент ФБР — не говорят?
— Чего об этом говорить, — оживляется Линка, — об этом и так все знают.
Потом снова становится сердитой.
— Лева, я серьезно.
— Пей, Лина, пей, — говорю я ей. Мне уже скучно.
— Я понимаю, конечно, — тихо произносит она.
— Hу вот уж нет, — перебиваю я ее. — Нет. Я сам не понимаю. — (После трех рюмок водки у меня гладко идет эта тема). — Понимаешь? Я не понимаю. Hе все вещи понимаемы.
Она смотрит на меня своими круглыми зелеными глазами и в глазах появляются слезы. Она прихлопывает их ресницами и с сожалением произносит:
— Бедный Левка.
— Hе расстраивайся, — говорю я ей. — Люди же — они существа простые. Им нужны объяснения, они объясняют, как могут. И хорошо.
— И хорошо, — как эхо повторяет она.
Я возвращаюсь поздно, потому что долго провожаю Лину, мы с ней что-то горячо обсуждаем и оба страшно возбуждены. Потом я еще час брожу по берегу, постепенно выветривая хмель и наслаждаясь полным безлюдьем и прикидываю в уме план на завтра. Получается это не очень качественно, но все же завтрашний день обретает контур.
Я возвращаюсь поздно и вижу твои злые глаза, ты говоришь:
— Тебе звонили пять раз. Два раза из Стокгольма.
— Просили что-нибудь передать? — спрашиваю я.
Ты стоишь, прислонившись спиной к книжным полкам:
— Заведи себе секретаршу.
— Так, — говорю я ему, — что за тон?
— Я тут не ложусь спать, — начинаешь заводиться ты.
— Почему?
Ты сужаешь глаза и говоришь злым шепотом:
— Волнуюсь.
Когда-то мне кололи хлористый кальций. От него по телу разливалась невыносимая волна жара и начинало жечь в горле. Что-то подобное я испытываю и сейчас.
Я представляю, каким становится мое лицо, спасаюсь бегством к себе, ищу сигаретную пачку, и тут раскрывается дверь и ты оказываешься возле меня, утыкаешься носом в мое плечо, я охватываю тебя обеими руками, не обнимаю, а обхватываю как ребенка и чувствую у себя на шее твое горячее мокрое лицо и понимаю, что ты плачешь. У меня кружится голова, и почему-то я теряю способность дышать — горловой спазм.
— Гошка, — говорю я, — котенок, прости меня господи, я…
Твои губы.
Сознание возвращается к утру, с каждой каплей воды, которая капает сквозь ветхую крышу теплицы на растрескавшийся кафель пола. Ты поднимаешь голову, не открывая глаз говоришь: «Дождь» — и снова падаешь лицом вниз.
Я отчаянно размышляю о том, дискретно ли время, или оно длится. Сегодня — это то же самое вчера или это совсем другое сегодня? Могу ли я снять с твоего бедра маленького паучка, который спустился откуда-то с небес и рискует быть раздавленным, если ты пошевелишься? Пока я размышляю о дискретности времени, паучок спасается сам, а ты шумно поворачиваешься, бормочешь что-то и опять же, не открывая глаз, высвобождаешь из-под подушки свою левую руку и по-детски крепко обнимаешь меня за шею. Я знаю твою способность спать. Это может продолжаться вечно, и я рискую умереть без воды и еды под твоей рукой.
Hо спор между непрерывностью и дискретностью решен в пользу непрерывности.
Я целую твой теплый и влажный от сна сгиб локтя.
Идет дождь.
…Hо если время непрерывно, то не только вчерашний вечер перетекает в сегодняшнее утро, но и вчерашнее утро, не отмеченное ничем примечательным, должно где-то найти себе продолжение, и оно реализуется после полудня, когда я пинаю ненавистный принтер и рву испорченную финскую бумагу, а ты учишь английский и фраза "Well. let's see. What do way think, darling!" в контексте непрерывных щелчков клавиши перемотки насилует мое естество.
— Надень наушники! — рычу я.
Никакого эффекта.
— What do way think, darling?
— And to follow?
Я ищу наушники.
— Куда ты их дел.
— Ты их сам дел… but I'amm rather hungry…
— Выключи магнитофон!
— Да пошел ты… аnd to follow…
Мы смотрим друг на друга. У тебя по лицу пробегает какая-то тень и ты меняешь кассету.
— А так? — спрашиваешь ты.
"Маленькая ночная серенада".
— Я люблю тебя, — почти спокойно говорю я. — Такие дела. — И вижу, как у тебя дрожат руки, в которых ты вертишь подкассетник. Пластмассовая коробочка падает на ковер.
Ты молчишь.
Я сажусь на пол, беру твои руки в свои, мы смотрим друг на друга. Минуту. две. Три.
Ты пытаешься улыбнуться.
Я пытаюсь не потерять сознание.
Сестра, которая колола мне хлористый, говорила: "Дышите глубоко."
Хороший способ.
У меня третий день болит сердце. Я иду к Бобу. Сонный Боб вяло распекает каких-то санитарок.
— Hу что? — говорит он мне.
— Да вот, — говорю я, — что-то…
— Меньше думать, больше пить, — быстро произносит Боб. — Приходи сегодня, отпразднуем день рожденья Карла Линнея.
— Праздновали уже, — говорю я. — Hе далее, как на прошлой неделе.
— Hу, тогда столетие Англо-Бурской войны, — не унимается он. — А если серьезно, я тебе не помощник.
— Почему?
— Лева, — говорит Боб, — я терапевт.
— Терапевт, — повторяет Боб. — А не психиатр. И не батюшка. Я даже не женщина, отчего ужасно переживаю. Это Линка тебя по головке гладит, потому что не понимает…
— Чего не понимает?
— Что от этого лекарств нет, — говорит Боб.
— Да просто болит сердце.
— И будет болеть. Ты что ребенок, что ли? Посмотри на себя в зеркало. Субстанция сродни абсолютному духу. Чистая, без примесей. Помнишь, еще Изабелла Юрьева пела: "Сильнее страсти, больше, чем любовь…" При чем здесь сердце?
В маленьком украинском городе пропадают дети – уходят вшколу, к друзьям, за хлебом, и поминай как звали. Знакомая история? Лишь на первый взгляд.Испанский писатель сочиняет книгу о любви мужчины и женщины. История, каких тысячи? Так только кажется поначалу.Основатель детективного агентства берется выполнить работу для очередных клиентов. Обычное дело? А вот это вряд ли.В романе Марины Козловой шумят гуцульские сосны и вихрем вьется фламенко, гремит эхо Синьхайской революции и канонады Второй мировой. Все эти звуки сливаются в одну мелодию – или в человеческую речь, становятся словами праязыка, на котором говорят совсем необычные люди…
Крупный бизнесмен едет к другу, но на месте встречи его ждет снайпер. Перед смертью жертва успевает произнести странные слова: «белые мотыльки».За пятнадцать лет до этого в школе для одаренных детей на юге Украины внезапно умирает монахиня, успевая выдохнуть единственные слова испуганной воспитаннице Иванне: «белые мотыльки». Странное совпадение между гибелью известного бизнесмена и почти забытой историей из детства заставляет Иванну начать расследование, в ходе которого она узнает о могущественной тайной организации.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.
Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.
Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.
Пенелопа Фицджеральд – английская писательница, которую газета «Таймс» включила в число пятидесяти крупнейших писателей послевоенного периода. В 1979 году за роман «В открытом море» она была удостоена Букеровской премии, правда в победу свою она до последнего не верила. Но удача все-таки улыбнулась ей. «В открытом море» – история столкновения нескольких жизней таких разных людей. Ненны, увязшей в проблемах матери двух прекрасных дочерей; Мориса, настоящего мечтателя и искателя приключений; Юной Марты, очарованной Генрихом, богатым молодым человеком, перед которым открыт весь мир.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.