Группа батарейцев выбралась через сделанный за эти дни глубокий подкоп в Бельбекскую долину. Но там были уже вражеские тылы, и из этой группы, в конечном счете, тоже мало кто остался жив.
Триста или четыреста человек служили на мощной береговой батарее, имевшей автономную энергетику, большое подземное хозяйство. А когда севастопольские ветераны стали после войны разыскивать однополчан, с нее отыскалось едва тринадцать бойцов и почти никого из командиров…»
Это — рассказ человека, сражавшегося и в Одессе, и в Севастополе. Боевого побратима тех, кто стоял до конца на тринадцатой. И, значит, знающего цену солдатского мужества.
История сохранила и другое свидетельство. Свидетельство врага. Гитлеровского генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна. В книге с символическим названием «Утерянные победы»:
«Сама долина (реки Бельбек. — А. Е.), а также поднимающиеся на юге склоны гор простреливались в продольном направлении батареей 305-мм орудий (в броневых башнях), оборудованной по последнему слову техники (мы называли ее «Максим Горький I» — 30-я батарея. — А. Е.)…»
Бой «характеризуется на обоих фронтах наступления ожесточенной борьбой за каждую пядь земли, за каждый ДОС, за каждую полевую позицию. Ожесточенными контратаками русские вновь и вновь пытаются вернуть потерянные позиции. В своих прочных опорных пунктах… они часто держатся до последнего человека».
…Вечерние тени легли у обелисков Исторического бульвара. Мириадами огней окольцевалась Северная бухта. Над самым стволом нахимовской пушки дрожит неяркая туманная звезда.
Севастополь, как крейсер, вплывает в ночь.
Я сижу на бруствере, трогаю рукой влажную жесткую осоку. И вначале смутно, потом все отчетливей и ясней выплывают в памяти строки:
Так, с боями идя
По фарватерам минным,
Сквозь пожары Мысхако,
Через порт Эльтиген,
Мы прорвались к твоим,
Дорогим и старинным,
Обожженным руинам
Разрушенных стен…
Сколько принял ты мук,
Сколько видел ты горя,
Сколько ран отмечали
На теле глаза!
Но поведать могло
Только Черное море,
Только Черное море
Могло рассказать…
Ты такой же, как был,
Дорогой и любимый.
Ничего, что твой лик
Изуродовал бой.
Я увидел тебя
В клубах черного дыма
Непокорным матросом
С седой головой.
Где я впервые услышал эти строки? Вспомнил: на старом Арбате.
Москва — Мурманск — Ленинград — Севастополь — Одесса — Николаев — Владивосток — Москва
1947—1975
