Арбатская повесть - [83]

Однако переворачивание такой махины, как дредноут, представляло настолько серьезную задачу, что решено было сначала проверить теоретические положения на модели. Эту работу произвел корабельный инженер Киверов. Обосновавшись в маленькой рыбачьей хижине на пустынном берегу Северной стороны, рядом с линкором, в который ему приходилось ежедневно спускаться через шлюзы для обследования и проверок, Киверов и один чертежник с ним в течение полугода закончили все расчеты и чертежи. Здесь же размещалась ванна и модель «Марии», в точности воспроизводящая внутреннее расположение, объемы сотен отсеков, центр тяжести корабля и другие необходимые элементы. Интерес к «Марии» был настолько велик, что к Киверову в хижину началось целое паломничество, и, чтобы не мешали работе, пришлось поставить возле нее охрану. Мне пришлось быть в хижине и видеть эту модель. Она была свыше 4 метров длиной и около полуметра толщиной. Папки расчетов, сотни чертежей и моделей отдельных отсеков корабля висели на стенках и были разбросаны на чертежных столах.

Модель лежала под водой в цинковой ванне на соответствующей глубине. Киверов присоединил к медному трубопроводу, проведенному по килю модели, резиновую грушу и, сжимая ее, стал подавать внутрь модели воздух. Модель начала шевелиться, подниматься и наконец начала всплывать на поверхность. Была налита вода в особые карманы, устроенные на днище модели ближе к одному борту, а на другой борт были положены грузы, и затем дутье продолжалось. Модель все поднималась, одновременно кренясь в сторону грузов, затем при возросшем крене вода из карманов начала выливаться, модель получила рывок, быстро юркнула одним бортом вниз, перевернулась и, сделав несколько качаний, остановилась в прямом положении.

Таким образом, и расчетами и на модели была доказана полная возможность переворачивания дредноута. Киверов настаивал только на вполне надежной заделке палубы, и так как для этого корабль требовалось опять вводить в док, то Рудметаллторг решил в конце концов разобрать его в доке в опрокинутом положении».

А когда в Севастополь снова вернулась Красная Армия и вместе с нею Советская власть, мертвая «Мария» давно уже была «достопримечательностью» города. Каждому приехавшему в город прежде всего показывали линейный корабль и рассказывали его историю.

Молодой республике, как хлеб, как воздух, нужен был металл. Много металла. «Интерес» к «Марии» стремительно рос. «Красный черноморец» сообщил в 1926 году (№ 79), что «Мария» «будет перевернута». После такой операции «разборка ее удешевится на 50 %». «Корабль может дать один миллион пудов металла».

Т. И. Бобрицкий продолжает свой рассказ:

«Ввод в док принял на себя ЭПРОН и в 1926 году выполнил эту работу. За долгий период стоянки на мели воздухопроводы внутри дредноута проржавели, так что пришлось заново облазить весь корабль внутри, проверить заделки и заменить негодные устройства. При подкачке воздухом для снятия с мели опять пришлось вынести большую борьбу со стремлением линкора опрокинуться. Горюнов, руководивший этой операцией, и водолазы проникали через шлюзы внутрь корабля в самые глухие и отдаленные закоулки и спускали набравшуюся в них воду вниз, пока наконец остойчивость корабля была восстановлена. К 1927 году разборка стоящего вверх килем линкора была завершена.

Так закончилась знаменитая эпопея корабля-гиганта — целого затонувшего города. Полтора миллиона пудов металла и механизмов были даны стране ЭПРОНом — молодой судоподъемной организацией в самом начале ее деятельности».

Корабли — это не просто куски мертвого железа. Это и память, и история, и человеческие судьбы. Прекрасные, как море. И, как море, бессмертные.

Рождался новый, советский флот.

Журнал «Судостроение» (1968, № 12, с. 68) не без гордости писал:

«Подъем 1000-тонных, глубоко ушедших в грунт башен, потребовал от эпроновцев огромного физического труда, острой инженерной мысли, большой рационализаторской смекалки. Подъем башен линкора был завершен незадолго до Великой Отечественной войны».

По свидетельству Т. И. Бобрицкого,

«башни линкора «Мария», например, зарылись в грунт на восьмисаженную глубину, и только одна их сажень оставалась над грунтом. Вырвать их оттуда можно, только приложив силу в 5000 тонн, тогда как сама башня весит в несколько раз меньше…»

Во время работы над распутыванием тайны взрыва «Марии» я еще раз убедился, что, вероятно, «везет» в поиске всегда тем, у кого есть обостренное чувство «на предмет» исследования.

Но неожиданность иных находок действительно поразительна…

В 1973 году я был назначен редактором книги «Севастопольская хроника» писателя Петра Александровича Сажина. «Хроника» готовилась к публикации в журнале «Москва».

Сидим как-то у Сажина дома. Устали работать, отдыхаем. Петр Александрович показывает старые фотографии.

— Что это такое? — вдруг вскакиваю я.

— ЭПРОН поднимает башни «Императрицы Марии».

— А откуда они у вас?

— Я же работал с эпроновцами…

И пошли воспоминания о 1926 годе. О «Марии». О тех обстоятельствах ее подъема, с которыми вы уже знакомы.

О многом мы говорили с Сажиным в этот вечер. Но мысли мои все время вращались вокруг тех башен, что на фотографиях.