Арбат - [71]

В его сейфе на всякий случай лежала зеленая папочка с тесемками с заявлениями о просьбе уволить со службы от трех офицеров и двенадцати сержантов и старших сержантов, «стучавших» ему на других коллег. И эти коллеги мимоходом приглядывали за Фемистокловым. Приглядывали за Папюсовым. Этих людишек могло ветром сдуть в один миг из Москвы, возникни в этом необходимость. Но такой необходимости пока не было. Напротив, они были полезны. Они тоже работали на Дынкина каждый в своем роде. И Дынкин мог порождать по мере необходимости те или иные видения в мозгу Фемистоклова. Колдуны могли влиять и на ментовский кадровый состав. Они приносили определенную пользу Жоре Козлову, а теперь могли приносить ее Таратонкину. И за эту верную службу они могли попросить и себе кость. Могли выклянчить какую-нибудь малость.

Но Фемистоклов рассуждал так: «Зачем раньше времени тратить патрон? Его надо приберечь на серьезный случай…» Ему хотелось быть добрым, он любил порассуждать о природе добра, о механизме добра, он любил в себе желание помочь ближнему. Ося был ему симпатичен. В его мозгу, обкуренном травками вперемешку со стриженными мелко-мелко ногтями его жертв, порой роились странные видения. Временами он и впрямь угадывал ход грядущих событий, но полной уверенности не было никогда. Он называл эти видения голосом «манка». Но «манок» ведь мог и подвести. Он верил и в то же время не верил в свои пророчества, а жертвам, которых лечил иглоукалыванием, давал напоследок таблетку новейших нейролептиков или алкостоп и эспераль. Он был кустарь, но не бесталанный кустарь. В нем самом всегда жил страх. Живя в Москве, он просыпался ночью по три-четыре раза и курил. Он пользовал других, но вылечить себя не мог. И меньше всего в этом мире он мог предугадать свою собственную судьбу. Даже то, что произойдет с ним завтра и послезавтра. И разве смел он пожертвовать маленьким должком Дынкина, маленькой благодарностью, на которую имел призрачное право? Он даже не смел рассказать Осе Финкельштейну, что Полтора Ивана поведал ему о том, что в городе опять появился Сюсявый, что к мешкам с гексогеном он не имел никакого отношения, а виновники всего — Миша и Паша, польстившиеся по простодушию на изрядный куш. Разве мог он рассказать, что Сеня Король тоже стукач, что служит исправно ментам и фээсбэшникам и вдобавок платит деньги за все свои нелегальные точки. Сеню можно было сковырнуть только одним путем — обратиться в Управление МВД по работе с потребительским рынком, к полковнику Певзу или его заместителю капитану Ножкину, враждовавших с Дынкиным и с Козловым и не имевших достаточно кадров, чтобы контролировать Арбат и Новый Арбат. Певз и Ножкин работали по конкретным делам и не занимались мелочевкой. Пикировки между милицейскими подразделениями не приветствовались вышестоящим начальством. Надо было уживаться с ОВД «Арбат». И Певз до поры до времени закрывал на нарушения в торговле по арбатской зоне глаза, хотя дело шло о президентской трассе и никто толком не знал, кто такой Сеня Король. Что за люди его пестрая братва? Кто хозяева ста сорока четырех нелегальных точек лоточников на Новом Арбате? Черт с ним, что торгуют нелегально, плевать на порядок, но не ждать ли от них завтра более серьезных сюрпризов? Поди проверь, что они хранят в своих коробках? Певз и Ножкин не участвовали в дележе денег, которые шли с нелегалов, это была мелкая, грязная игра, слишком мелкая, чтобы о нее пачкать руки. Да и не стал бы с ними Делиться никто, а ментовская вражда была на руку торгашам. В этом грязном мирке, в этих мутных потоках надо было уметь лавировать. И каждый изощренно прослеживал свою линию, не переступая грань. Азербайджанской братве было невыгодно ссориться с ментами, они не имели дела с сержантско-ефрейторским составом, они привыкли дружить с начальством, не обязательно с Козловым, были влиятельные заместители, был начальник службы МОБ. У Жоры Козлова хватало других забот. Но Дынкин должен быть в курсе всех дел. Он обязан был знать: кто из ментов продажен, кто сколько берет, а кто вообще не берет, не желает брать и довольствуется должностным окладом. Были в ОВД «Арбат» и такие белые вороны. Были фанаты правопорядка. Были недотепы, которые не умели просто взять свой куш и их никто не посвящал в маленькие тайны и расклад уличной жизни. Но, кроме ментов, кроме Моисейкина, никто не шерстил ни Арбат, ни Новый Арбат. Все городские инспекции, Департамент потребительского рынка, Торгинспекция не рисковали влезать в арбатскую жизнь, это было дело хлопотное, неблагодарное, одиночные наезды и проверки не меняли ничего: сгонишь нелегала здесь, он станет завтра в, другом месте, потом вернется на обжитые места. А начнешь душить — можешь пострадать. В сентябре были похороны начальницы торгового отдела Центрального округа. Зарезали вечером на квартире. И концов, конечно же, никто не нашел. Дело прикрыли.

…Фемистоклов много знал о жизни Арбата и Нового Арбата. Он знал куда больше, чем Папюсов и Никифор Передрягин. Передрягин был стукачок по линии РУОПА. Но когда РУОП расформировали, у Передрягина не стало надежного прикрытия. А без прикрытия жить нелегко. За три года жизни на Арбате он столько настрадался, что научился сочувствовать другим. Он искренне хотел помочь Осе Финкельштейну. Вернуть его лоток — была своего рода задачка, маленькая шарада, маленькая головоломка, маленький крассвордик, решить который непросто, но это была своего рода игра, игра на принцип, игра — кто кого, эта игра пробуждала азарт, тем более что Передрягин ненавидел Моисейкина, он ненавидел азербайджанскую братву, он боялся братанов кавказской национальности, от них можно было ждать любого подвоха, они были непредсказуемы. С русской братвой было куда проще, но они тоже были не сахар. Жить приходилось в мире сплошных несовершенств. И если в жизни что-то и менялось к лучшему, то не потому, что ты научился приспосабливаться и прогибаться под ударами судьбы, прогибаться под чужой волей, а потому, что проявлял дерзкую изобретательность и умел откликнуться на проснувшееся в душе слепое побуждение переиграть судьбы, переиграть противника, переиграть ситуацию. Мир был заряжен неудачей, и ты был в этом мире одинок. Но стоило помочь другому неудачнику, и ты начинал осознавать свою силу. В этом было своего рода исцеление. И именно поэтому Передрягин хотел помочь Осе Финкельштейну. Но одно дело предсказывать судьбу, предсказывать будущее, а другое — реально изменять ход событий. И когда Фемистоклов и Папюсов сказали, что есть путь позитивный и есть негативней, они имели в виду, что есть путь мягкого шантажа, путь соглашения на взаимовыгодных условиях, и путь скрытой войны, путь создания такой ситуации, при которой Сеня Король окажется в ловушке, окажутся в затруднительном положении арбатские менты. Да, это был не рыцарский путь, путь не совсем джентльменский, но разве где-то написаны правила уличной войны? Где начертаны правила этики выживания в этом рыночном хрупком кровавом мире? И кто, кроме Господа Бога, может взять на себя роль третейского судьи? Братва? Она приходит только на разборки по крупным делам. Торговый мир лоточников для нее — жалкое мелководье.