Арбалетчики в Вест-Индии - [18]

О римском бюрократизме мы уже были наслышаны и ожидали, что сейчас ощутим его и на собственных шкурах - ведь и не граждане даже, а всего лишь какие-то туземцы, а тут - целый преторский проквестор. Но - вот что значат связи "досточтимого" - не стал он нас мурыжить у входа, а принял сразу же. Не стал и слишком уж строить из себя неподкупного, когда сопровождавшие нас рабы выложили перед ним несколько увесистых и весьма характерно звякнувших кошелей и развернули свёрток с кучкой ювелирных украшений, в том числе и золотых - не так, чтоб очень уж массивных, но и не слишком ажурных, а главное - тонкой и искусной работы. Во всяком случае, Гнею Марцию Септиму наше подношение явно понравилось, и мы имели все основания рассчитывать, что и рожи наши ему после этого тоже понравятся, гы-гы! Ничто не предвещало беды, когда картинно возлежащий на ложе римлянин вдруг всмотрелся в Фуфлунса и изумился не самым благожелательным образом:

- Ты?! И тебе хватило наглости САМОМУ явиться в римский лагерь! Вот уж где не ожидал тебя увидеть!

- Разве мы знакомы?

- Короткая же у тебя память, этруск! Но у меня она подлиннее! - и римский проквестор выразительно хлопнул себя ладонью по правому боку, - Ну, вспомнил теперь?

Мы с Володей и Хренио лихорадочно соображали и приходили к весьма неутешительному выводу - что надо было всё-же рискнуть и прихватить с собой наш огнестрельный и холодно-метательный арсенал, потому как без него мы в полной заднице. Конечно, при нас наши складные ножи, которых римляне даже вообразить себе не в состоянии, и можно в принципе, взяв римлянина в заложники, попытаться вырваться на свободу, но дальше-то что? Жопа! Как есть полная жопа!

Проквестор тем временем, даже не подозревая о грозящей ему нешуточной опасности, не говоря уже о бесчестье, заговорил резко и отрывисто по-латыни, от которой настроение нашего "бригадира" тоже не улучшилось. Тот невесело, хотя и без явного испуга, ответил парой фраз на том же языке.

- Так-то лучше, этруск! - римлянин снова перешёл на греческий, на котором и начал этот не самый приятный разговор, - Не люблю, когда меня пытаются дурачить! Если бы ты упорствовал, я бы приказал арестовать тебя прямо сейчас. Но ты смел, этруск... как и тогда, при Заме... Почему я не видел тебя среди выданных нам перебежчиков? Тебя утаили от выдачи?

- Меня выкупили, - пояснил Фуфлунс, - По списку, без самой выдачи.

- А, помню, брат рассказывал мне об этой афере! Много вас таких было! Был даже скандал по этому поводу - небольшой, правда, поскольку в нём был замешан мой тогдашний командир Гай Лелий, друг и легат нашего проконсула, и по его приказу дело было замято. Что ж, Публий Корнелий Сципион - наш патрон, и ему виднее. Ну, раз уж ты не беглый, а выкупленный законно - ну, почти, хе-хе - будем считать, что ты отбыл свою кару, и арестовывать тебя не за что. А раз так - не будем ворошить старое и продолжать законченную войну. Хоть и нелегко мне забыть тот бой - хорошо ты меня тогда пометил, до сих пор ноет в непогоду!

- Впервые в жизни я рад тому, что мой удар в бою не достиг цели, - развёл руками наш "бригадир".

- Не прибедняйся, этруск - почти достиг! - хохотнул римлянин, - Если бы не боковая застёжка панциря - не беседовали бы мы сейчас с тобой!

- На всё воля богов и судьбы...

- Я же сказал - не прибедняйся! То была война, и ты был на ней достойным противником. Мы, римляне, умеем ценить ловкость и отвагу в тех, с кем воюем. Да и не хлопотал бы за тебя досточтимый Ремд, которого я знаю и уважаю, если бы ты не был достойным по его мнению человеком. А посему - война окончена, выпьем за мир! - по его знаку наша компания примостилась на ложах вокруг стола, а рабыня разлила по чашам вино.

Дальше разговор пошёл уже конструктивный, ради которого и пришли. План-то, предложенный Фабрицием Миликону, был хорош, но всего ведь не предусмотришь. Как говорится - гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Мы предполагали, что люди вождя, располагая численным перевесом, сумеют задавить противника массой и взять его живым, но слишком уж искусными бойцами оказались мнимые разбойники, и добрую их половину его турдетанам пришлось уложить на месте, а остальных изранить так, что лишь двое только и дожили до Кордубы. Миликон чехвостил своих остолопов последними словами, но что сделано - то сделано, и приходилось приноравливаться к реально сложившемуся раскладу. А он был не слишком хорош - один из доставленных в Кордубу пленников был контужен так, что толку от него добиться не представлялось возможным.

- Я охотно верю, что всё было так, как рассказывают вождь испанцев и его свидетели, - сказал нам Гней Марций, выслушав нас, - К сожалению, такое происходит - я мог бы назвать вам ещё несколько подобных случаев. Но что я могу поделать? Такова политика, проводимая людьми нашего консула, а оба нынешних претора - из их числа. Нерон - ещё более-менее умеренный человек, а доводилось ли вам слыхать, что вытворяет Публий Манлий в Ближней Испании? Там таких случаев - уже более десятка! Целые селения собирают свои пожитки и уходят на север - к кельтиберам! Представляете? К тем самым кельтиберам, на чьи набеги они прежде постоянно жаловались! И происходит всё это под неусыпным надзором нашего консула - честного, неподкупного и справедливого Марка Порция Катона! Сам-то Катон - я его знаю и готов поклясться, что ни единого подобного приказа он не отдал сам, но возможно ли поверить, чтобы его претор-помощник творил свой произвол без его ведома? Увы, такова наша нынешняя политика...