Арарат - [37]

— Ах, если б моя Асанет осталась в живых… Пусть уж ходила бы голоногая, как эти девочки, и дружила бы с мальчишками!

Она угощала детей печеньем и фруктами, всегда была готова накормить их обедом, расспрашивала каждого ребенка, кто его родители, есть ли у него братья и сестры, и если узнавала, что в семье он единственный, была с ним особенно ласкова.

Как-то весной дети вернулись из школы раньше обычного и окружили Сатеник с веселыми возгласами:

— Поздравляем, сегодня день всех матерей — восьмое марта!

И одна из девочек накинула новый шелковый платок на голову Сатеник.

Сатеник растерялась от неожиданности. Что это значит — «день матерей»? И ей вспомнились прожитые горькие дни… Значит, ей выпало на долю не только счастье вновь стать матерью, но и для нее, как для матери, установили особый праздник.

В этот день дети заставили Сатеник пойти с ними в театр. Второй раз она согласилась пойти в театр, когда дома праздновали совершеннолетие Габриэла. Ставили пьесу Сундукяна «Хатабала». В памяти Сатеник запечатлелся образ несчастной дочери купца-богатея, и она не раз после этого задумчиво повторяла:

— Бедная Маргарит, как ее оскорбили!

Габриэл часто пересказывал матери содержание прочитанных книг. К старым книгам, имевшимся у Михрдата, прибавились новые книги — сочинения Ленина, произведения Абовяна, Туманяна, Дуряна, Раффи, а также Пушкина и Гюго. Сатеник не удавалось запомнить имена всех писателей, но она с любовью стирала пыль с книг, а иногда и подносила их к губам, потому что Габриэл любил читать их. Как-то раз Габриэл прочел матери рассказ Демирчяна под названием «Сато». Вспомнив те дни, когда и ей приходилось стирать на других из-за куска хлеба, Сатеник с возмущением воскликнула:

— Ишь, люди с черной душой!.. Что же, выходит, прачка не человек?

В рассказе упоминалось, что события происходили в Ереване; Сатеник озабоченно спросила:

— Габриэл, ты не знаешь, где живут те люди, у которых Сато служила? Позовем ее к нам домой, поможем ей чем-нибудь!

Габриэл засмеялся. Видя, что мать обиделась, он поспешил объяснить, что Сато — героиня книги Демирчяна. Это объяснение не удовлетворило Сатеник: она не понимала разницы между героиней книги и реальным человеком, ей хотелось поговорить с Сато, открыть ей свое сердце.

По просьбе матери Габриэл не раз читал ей отрывки из ее любимых книг — «Раны Армении» и «Армянская лира».

Михрдат ничего не жалел для сына. Видя, что любовь к сыну вновь вернула к жизни некогда окаменевшую от горя Сатеник, он старался ничем не дать ей почувствовать разницу в их возрасте. И он настолько успел в этом, что Сатеник уже не стеснялась в присутствии посторонних говорить о нем, как о своем муже, хотя вначале предпочитала иносказательно называть его «наш старший».

Михрдат был уже цеховым мастером на швейной фабрике и пользовался славой лучшего мастера. С помощью месткома он построил себе маленький дом и поселился в нем с женой и сыном.

У Сатеник как будто не оставалось повода горевать. Габриэл кончил семилетку и поступил в техникум; окончив его, он завел себе новых товарищей на заводе, куда поступил слесарем. Сатеник с неизменной приветливостью принимала всех новых друзей мужа и сына, но упорно отказывалась выходить из дому и бывать у знакомых.

В заветном сундучке, привезенном с родины, она хранила памятные вещи, связанные с Габриэлом. Вот в этой коробочке — пучок волос Габриэла, когда ему исполнился год; это рубашонка, которая была на нем в тот день, когда он впервые произнес «мама»; вот это его букварь, его первые короткие штанишки, его первый пионерский галстук, а вот это — полученный в «день матерей» головной платок, который Сатеник сняла и спрятала в сундук. Когда Габриэлу случалось хотя бы на несколько дней уехать из дому, Сатеник садилась перед сундучком и словно утоляла тоску по сыну, перебирая его вещи.

Когда Сатеник услышала весть о начавшейся войне, она тотчас же спросила мужа:

— Это османы начали войну?

— Нет, Сатеник, на этот раз не османы, а немцы: теперь фашисты стали господами в стране немцев.

— А что такое фашист? — справилась Сатеник.

— Фашист — это дурной человек.

…Прижавшись головой к груди сына, Сатеник заново переживала все, что ей пришлось испытать в жизни. Габриэл понимал, что происходит в душе матери, понимал и то, что ее невозможно утешить словами. Он больше часа просидел рядом с ней, лишь иногда ласково проводя рукой по ее седым волосам, выбившимся из-под платка.

Пришли Гарсеван и Аракел и сели ужинать. Михрдат несколько раз заглядывал в комнату Габриэла, но, видя, что мать и сын молча сидят обнявшись, счел за лучшее не тревожить их.

Сатеник наконец выпустила сына из объятий и, сдерживая слезы, тихо сказала:

— Иди поешь, сынок, а потом ложись, ведь утром… тебе нужно ехать.

Она взглянула на сына, словно надеясь, что он опровергнет ее слова. Но Габриэл сказал ей:

— Нет, мама, я лучше посижу с тобой.

— Ой, нет, родной мой, тебе надо выспаться!

И Габриэл понял, что для успокоения матери он должен поесть и лечь.

Сатеник постлала ему постель. Выглянув в соседнюю комнату, она увидела, что гости уже спят. Когда Габриэл лег, она села у его изголовья.