Арахна - [6]

Себе на горе спасались бегством те, кто видел — Зеленого Человека, и с дрожью рассказывали о повторной встрече с ним. В страхе слушали остальные рассказ мужчин, протискиваясь из дальних темных углов комнаты поближе к огню, вокруг которого сидели рассказчики, и когда ветер завывал в щелях или гром прокатывался по дому, люди громко вскрикивали, думая, что это Зеленый Охотник ломится через крышу и вот-вот окажется среди них. Но когда он так и не пришел, когда страх перед ним отступил, а старое горе осталось, становились все громче стенания несчастных. К людям стали приходить мысли, которые зачастую губят душу человека, попавшего в беду. Крестьяне начали взвешивать, насколько все они, вместе взятые, больше стоят, нежели единственное некрещеное дитя, и все больше забывали о том, что грех на душе одного человека весит неизмеримо больше, чем спасение многих тысяч человеческих душ.

Эти мысли вскоре стали произноситься вслух. Все желали узнать поподробнее о Зеленом Человеке и досадовали на то, что с ним так плохо говорили: он, дескать, никого еще у них не отнял, и чем меньше его будут бояться, тем меньше зла причинит он людям. Всем обитателям долины беглецы могли бы помочь, если бы повели себя как мужчины.

Те в ответ стали оправдываться. Они не говорили о том, что с чертом шутки плохи и что только дай ему мизинец — лишишься и всей руки, а вовсю рассказывали о страшном лице Зеленого Охотника, о его огненной бороде, о сверкающем пере на шляпе, похожей на башню замка, и об ужасном запахе серы, который шел от него.

Однако муж Кристины, уже привыкший к тому, что его слова ничего не стоят без одобрения жены, сказал, что нужно сначала спросить у нее, так ли это, а то, что она — женщина отважная, знали все.

Тут все хватились Кристины, но ее нигде не было. Каждый думал только о своем спасении, да и не мог думать ни о чем и ни о ком другом, поскольку было ясно, что нужда теперь не обойдет стороной ни один дом. И только сейчас все заметили, что не видели Кристину с того страшного момента и что в дом она тоже не заходила. Муж ее стал плакать от горя, и все остальные вместе с ним, поскольку всем теперь показалось, что только Кристина сможет помочь им. Вдруг отворилась дверь, и появилась Кристина: ее волосы были мокрыми, зато щеки горели румянцем, а глаза сверкали ярче обычного каким-то жутким огнем. Ей посочувствовали, и каждый спешил ей рассказать обо всем, что говорилось и решалось здесь, и как все волновались за нее.

Очень скоро Кристина поняла, что все это значит, и скрыла свое негодование за насмешливыми словами, упрекая мужчин за их поспешное бегство и за то, что никто из них не позаботился о бедной женщине и никто даже не обернулся посмотреть, что делает с ней Зеленый Человек. Тут глаза у всех загорелись любопытством: каждый хотел первым делом узнать, что же с ней сделал черт; а те, что стояли далеко, вскарабкались наверх, чтобы лучше слышать и видеть женщину, которая находилась так близко рядом с Зеленым Охотником. А она им ответила, что вообще-то им не стоит ничего рассказывать, хотя бы потому, что они всегда обращались с ней, как с чужой, что женщины оскорбляли ее и давали дурные прозвища, а мужчины бросили ее в беде, и если бы она не была такой хорошей и не относилась к ним так благожелательно, да еще оказалась бы такой же трусливой, лак и все остальные, то не было бы у них теперь ни надежды, ни утешения.

Так говорила Кристина. В особенности она упирала на то, что, как бы она ни говорила, ее слова все равно истолкуют превратно, а если дело выгорит, ее все равно никто не поблагодарит, если же все кончится неудачей, то всю вину и ответственность взвалят на нее.

Когда же наконец все собравшиеся чуть ли не на колени встали перед Кристиной, умоляя ее все рассказать, когда, громко стеная, стали упрашивать ее раненые и покалеченные, Кристина, казалось, смягчилась и рассказала о том, как ее остановил Зеленый Человек, и до чего они договорились; но о поцелуе, а также о том, как горела ее щека, и в какое смятение пришли ее чувства, она ничего не сказала. Однако она поделилась с ними мыслями, возникшими в ее лукавой голове. Вся суть состояла в том, говорила она, что деревья должны быть доставлены на Бэрхаген; если они будут наверху, то дальше будет видно, что нужно делать. Самое же главное то, что, насколько ей известно, в ближайшее время ни у кого в селе рождения ребенка не ожидается.

У многих мурашки побежали по спине во время ее рассказа, но слова о том, что время покажет, что делать дальше, понравились всем.

Только какая-то молодая женщина навзрыд расплакалась, так что слезы лились ручьем, но ничего говорить не стала. Тем не менее одна старая достойная женщина с лицом, исполненным такого благородства, что перед ней можно было стоять, только склонив голову, выступила вперед и сказала:

— Действовать, полагаясь только на удачу, и играть с вечной жизнью значило бы забыть о Боге. Кто свяжется со злом, тот пропадет целиком. Никто, кроме Бога, не поможет в этой нужде, но кто о Нем забудет в горе, того оно и погубит!

Правда, на сей раз слова старухи были оставлены без внимания, а молодой женщине велено было замолчать: слезами и воплями, дескать, горю не поможешь, здесь нужна помощь другого рода.