Арабские поэты и народная поэзия - [49]

Аллегорическое представление жизни как моря свойственно также фольклору, поэзии у других народов. Например, в «Сказке о рыбаке и рыбке» Пушкина море выступает как жизнь и как рок, а золотая рыбка — как счастливый случай, счастливая судьба, которую нельзя испытывать. В романтической поэзии А. А. Фета, которого критика называла «философом-мистиком» и «пантеистом» [144, т. 1, с. 45-46], т. е. прилагала к нему те же основные определения, которыми характеризуют суфиев, море также является символом бытия, наблюдается общность с суфизмом и в символике. Например, стихотворение «Приметы»:

И тихо и светло. До сумерек далеко.

Как в дымке голубой и небо и вода,—

Лишь облаков густых с заката до востока

Лениво тянется лиловая гряда.

Да, тихо и светло, но ухом напряженным

Смятенья и тоски ты крики разгадал:

То чайки скликались над морем усыпленным

И, в воздухе кружась, летят к навесам скал.

Ночь будет страшная и буря будет злая:

Сольются в мрак и гул и небо, и земля,

А завтра, может быть, вот здесь волна седая

На берег выбросит обломки корабля.

[144, т. 1, с. 251]

Образ моря часто встречается в произведениях русских и западноевропейских романтиков: Жуковского, Тютчева, Байрона [см. 134, с. 27] и др.

Арабская поэзия, в частности суфийская, уже с X в. дает аллегорию: море бурное, шумное, бескрайнее, полное ужасов и опасностей, долгое и темное, как ночь, но дарящее радость, спасение — подобно жизни трудной, ненадежной, но одновременно несущий счастье бытия. Глубокие философские и поэтические обобщения мы находим в сочинении арабского средневекового мистика Мухаммеда ан-Ниффари (ум. в 965 г.) «Спиритуальные изречения о море» [см. 261, с. 3].

В метафорическом употреблении слово бах̣р встречается часто: у Абд ал-Ваххаба аш-Шарани «море единения» с Аллахом [160, с. 214-216], у Ибн ал-Фарида «море знаний» [251, с. 108], «море любви и дружбы» [251, с. 2], у Ахмеда Рами «море дум» [200, с. 96], «море печалей» [200, с. 328]. Так же употребляются слова йамм «море», нахр «река» и т. п.: йамм ал-х̮улӯд «море вечности» [240, с. 37] , нахр ал-хайа̄т «море/река жизни» [200, с. 33]. Слово «море» встречается и во мн. числе — бих̣а̄р: бих̣а̄р ас̣-с̣амт ас-сауда̄’ «моря/океан черного молчания» [217, с. 28], бих̣а̄р ад-дам‘ «моря слез» [115, с. 3] и др.

Ночь как символ тайны. Особый символический смысл приобретает в поэзии ночь (лейл), которая считается временем мистической интуиции, оживания подсознательных образов, проявления творческой индивидуальности, временем мистической власти высшей силы или природы над человеком и временем его стремления к единению с ней, ощущения диалектического единства жизни и смерти, слияния человека и природы. Суданский поэт и критик Мухаммед Абд ал-Хайй отмечал, что для поэтов-романтиков ночь наполнена особым спиритуальным смыслом и описание ночи характерно для их творчества: «Ночь — космический источник для [проявления] своего я… Ночью трансцендентное измерение пересекается с измерением глубины, божественное вдохновение с подсознательными образами» [162, с. 107-124]. Мухаммед Абд аль-Хайй подчеркивает, что арабской суфийской литературе — философской и поэтической — также свойственно представление о мистическом смысле ночи. Спиритуальному значению ночи придает большое значение суфийский философ ан-Ниффари в «Книге спиритуальных изречений» .

Атрибуты ночи — звезды, луна, созвездия. Вот, например, стихотворение Ахмеда Рами «О, звезда»:

О, звезда, почему ты мерцаешь там

Среди облаков, когда ночь так тиха?

Я не сплю вместе с тобой, и душа моя стремится к тебе.

Приходит ночь, и ты совершаешь свой путь среди облаков.

Я не сплю, и все думы мои о любви.

О, звезда, когда ты покажешься мне.

Просветлеет душа и радость ко мне придет.

Тебя прошу, пусть будет счастливой моя судьба,

Пусть снова увижу ту, кого так люблю.

Когда же ты снова исчезнешь с глаз моих,

Мрачнею, будто рядом стоит призрак беды,

И темной ночи уже не вижу конца.[200, с. 318-319]

[200, с. 318-319]

Содержание этого стихотворения Ахмеда Рами связано с влиянием на поэта суфизма, пантеистической философии и с мистическими настроениями.

Суданский поэт романтического направления Хамза ал-Малик Тамбал посвящает ночи в своем стихотворении «Ночь и день» следующий отрывок:

Солнце закатилось за горы, и засиял полумесяц.

Мир вокруг — точно туманный сон.

Мир — точно царство теней.

И я точно тень в этом мире. Не все ли равно — где я,

Ведь неизбежна смерть.

Вдруг полумесяц скрылся, молнии разбушевались,

Тучи сгустились, как говорят, скучились тучи,

Ветер неистов, он засыпает песком.

Ломает деревья, словно клинки мечей.

От грохота грома я дрожу и оглох.

Небо огнем полыхает, а на земле — поток.

В битвах природы, знаю, рушатся горы,

Но как самому от лютости этой спастись?

[216, с. 212-213]

Исследователи произведений поэта отмечают влияние на него прославленного Абу-л-Ала ал-Маарри (X-XI в.) [216, с. 7]. Все творчество Хамзы ал-Малика Тамбаля пронизывает мысль, что смерть является первой реальностью бытия, оборотной стороной жизни. Это ощущение поэта можно связать с его романтическим настроем, при котором ощущение смерти приравнивается к ощущению жизни [216, с. 8]. Ему близки стихи ал-Маарри, который утверждал, что «покой смерти — это сон, когда тело отдыхает, а жизнь подобна бессоннице» [216, с. 8].