Арабская сага - [2]

Они к самим себе несправедливы.[1]

Пролог

Перед отъездом из Индонезии вся семья собралась в апартаментах Карима аль-Наджди в Джакарте. Они вместе хотят поговорить о будущем, хотя решение уже принято. Всегда лучше поделиться мыслями и обсудить все с близкими. Тут все Новицкие: пара, пережившая события, связанные с кризисом среднего возраста, в лице Дороты, которую точит неизвестная болезнь, и Лукаша, подавленного после неудачного романа с молодой индонезийкой Адиндой; их возмужавший сын Адась и двое дочерей Дороты – младшая Дарья, быстро повзрослевшая после трагических событий, и Марыся Салими, бывшая госпожа бен Ладен, теперь аль-Наджди. Ее бесстрастное лицо напоминает маску, она покорна судьбе, но сердце трепещет в ее груди, как раненая птичка в клетке.

– Я пригласил еще одного человека, который неразрывно связан с нашей семьей, – говорит Карим. – Хамида бен Ладена.

При этих словах Дарья распахивает большие голубые глаза и хватается за голову, Марыся же из-под насупленных бровей бросает на мужа быстрый встревоженный взгляд.

– Ты что, ошалел? – восклицает теща. – Зачем бередить старые раны? Это уже в прошлом!

– Не совсем, – спокойно говорит индонезиец. – У Хамида и Марыси есть сын, которого моя жена любит больше жизни. Что, в конце концов, естественно.

– Ну и что, что любит! – не сдается Дорота, считающая затею зятя исключительно глупой. – Она отдала своего ребенка его отцу, не знаю, почему и как она это сделала, но так уж случилось. Ничего не сделаешь.

– Она совершила необдуманный шаг, но это не значит, что она должна мучиться до конца жизни. Теперь у мальчика нет матери, даже неродной, потому что красавица Зайнаб погибла во время теракта на Бали, в то время как мы сами чудом остались живы. Поэтому мы также едем в Саудовскую Аравию, чтобы Марыся могла наладить контакт с ребенком, – говорит мужчина решительно.

– Охренеть! – восклицает Дарья. – Хотя, в общем, я вспоминаю жизнь в Эр-Рияде как время счастливой молодости. Там было не так уж плохо… – говорит она в задумчивости.

– Хорошо было, – поддерживает Адась сестру по матери. – И в школе, и в поселке, где мы жили. И приятели у меня были супер, не то что здесь.

– Дорота, может, подумаете и присоединитесь к нам?…

Сигнал домофона прерывает Карима. Через минуту слышен звонок в дверь, и хозяин проводит в зал красивого высокого араба, у которого после последних трагических событий на, казалось бы, райском острове поседели виски.

– Здравствуйте.

Мужчина шокирован, увидев всю свою бывшую родню в сборе.

– Ты не говорил, что здесь будут все.

– Если бы я сказал, ты бы наверняка не пришел. А я считаю, что необходим обоюдный откровенный разговор.

– Что ж, ты прав, – признает Хамид.

– Хватит лжи! – Несмотря на спокойное и всегда добродушное выражение лица, индонезиец в эту минуту необычайно серьезен.

Марыся тем временем обводит собравшихся невидящим взглядом. Она приходит к выводу, что бедный Карим не имеет понятия, что говорит и на что отважился. «Если бы ты знал, что я тебе с ним изменила и по-прежнему люблю этого человека, любовь всей моей жизни, то не произносил бы этих слов, – мысленно спорит она с мужем, – не хотел бы такой искренности!»

Она тяжело вздыхает и изо всех сил старается взять себя в руки, чтобы не расплакаться.

«Очередной добрый парень, которого я загнала в угол. Очередной, кого нехотя обижаю».

– Поэтому садись, друг, и послушай, что мы решили.

Индонезиец вежливо улыбается, указывая старому приятелю на кресло.

– Может, отправим Адиля к нашей няне, которая занимается Надей?

Он берет из его рук улыбающегося, довольного малыша и выносит в другую комнату. Все ждут молча.

– Мы с Марысей уезжаем, возвращаемся жить в Саудовскую Аравию, – сообщает Карим, вернувшись и глядя Хамиду прямо в глаза. Тот только поджимает губы.

– Почему? – спрашивает Хамид. – Не понимаю.

– Вот именно, почему?! – вмешивается Дорота, которая противится безрассудным планам, потому что материнским сердцем чувствует, что Марыся устроит этим порядочным мужчинам ад на земле. Уж точно долго не будет длиться связь с нелюбимым Каримом, который – о чудо! – ни о чем не подозревает.

– Потому что я чувствую себя больше саудовцем, чем индонезийцем. С трех лет и до недавнего времени я жил в королевстве Саудовская Аравия, мой отец – саудовец. Может, я так не выгляжу, но я больше араб, чем азиат, – заканчивает он, грустно улыбаясь. Его темно-карие глаза в форме полумесяца смотрят на всех с такой искренностью и серьезностью, что слушающие уже не возражают, а только с пониманием кивают головами. – Марыся тоже наполовину арабка. Ей хорошо, когда она слышит призывы муэдзинов к молитве среди пустынной пыли в воздухе. Азия нам решительно не подходит.

– Мне тоже, – присоединяется Дорота.

– И мне, – поддерживает Дарья. – Я люблю арабские страны. Я провела там большую часть жизни.

– А что бы вы сказали, мои дорогие тесть и теща…

Карим колеблется минуту, думая, хороший ли это план, но все же решительно заканчивает мысль:

– …чтобы вместе с нами вернуться к древним саудовским пескам?

– Я думаю… Может, это и неплохая идея? Мне там хорошо работалось, среди компетентных людей, которые меня ценили, – осторожно улыбается Лукаш. – Не говоря уже о сумасшедшей зарплате.