Арабская дочь - [37]

— С дороги, с дороги! — призывают они. — Доктора, быстро!

— Что за бойня! — Малика берет мать под руку и почти бежит в приемное отделение, возле которого толпится народ.

— Мы должны как можно быстрее перевезти бедную Самиру в мою клинику или в какое-нибудь другое место. Если это только удастся.

После толкотни и пары очередных телефонных звонков известный в Триполи доктор заводит женщину-дипломата и ее мать в отделение.

— Состояние тяжелое, очень. У нее повреждены череп, диски шейного отдела, в нескольких местах сломаны руки и ноги, — профессионально информирует Малику стройный доктор-иностранец, демонстрируя свое уважение к женщине. — Делаем все, чтобы спасти ей жизнь. Это сейчас главная задача.

— Она ехала без ремней безопасности, да? — впервые подает голос мать.

— Трудно сказать. — Доктор неуверенно крутит головой. — Девушка ехала очень быстро. Это было ужасное столкновение, и подобных у нас, увы, предостаточно. Вы сами видели, что творится в приемной. И так каждый день.

— Можно ли нам перевезти сестру в другую больницу, например правительственную, или хотя бы в мою клинику? — Малика не сдается и не верит в эту трагически описанную историю.

— Насколько я знаю, вы тоже доктор… — Ординатор с неодобрением смотрит на Малику.

— Я фармацевт.

— Но этому, если я не ошибаюсь, учат также и в Академии медицины, — иронично продолжает мужчина, нервно стискивая при этом ладони. — Лучше будет, если вы узнаете об увечьях, а потом сами решите. Вы, доктор фармакологии, думаете, что у нас нет хороших докторов, что вождя и членов правительства лечат иначе? И что в частных клиниках дело поставлено лучше? Так пойдите и посмотрите на количество больных в нашей больнице. У медиков достаточно случаев, чтобы повысить свою квалификацию! — Доктор скептически кривит губы.

— Я не хотела вас обидеть, — говорит Малика, только сейчас осознав свою бестактность, но мужчина уже отвернулся от них и пружинистым шагом направился к зеленой двери с надписью «Палата интенсивной терапии».

После того как две женщины спешно надели халаты и бахилы, они, охваченные ужасом от предстоящей встречи, входят на цыпочках в зал с несколькими кроватями, отгороженными друг от друга только переносными ширмами. Слышны звуки включенной аппаратуры, щелчки ламп дневного освещения, шипенье насосов, доставляющих больным кислород, и тихое гудение работающих приборов, управляемых компьютером, которые контролируют работу сердца и нагнетание воздуха. В самом конце зала доктор останавливается у койки, на которой лежит почти полностью забинтованное тело. Одна рука и нога — на вытяжке. Пациентка подключена к устройствам, поддерживающим жизнь, от дыхательного аппарата ее голова неестественно отклонена назад. На штативе висят две капельницы: в одной — прозрачная жидкость, в другой — кровь для переливания.

— Вы по-прежнему считаете, что сестру можно перевозить? — резко спрашивает доктор.

— Я этого не переживу, — шепчет мать, не в силах сдержать плач. — Это проклятие, которое пало на всю нашу семью за злые поступки. Да, Малика, чтобы ты знала. Всегда приходит время расплаты. Только почему это невинное дитя, эта самая хорошая и воспитанная девушка должна быть наказана за грехи других?

Она с вызовом смотрит на старшую дочку.

— Я правильно понимаю: тебе хотелось бы, чтобы это я там лежала? — со злостью отвечает ей Малика. — К сожалению, я еще хожу по этому свету, и это я всегда всю семейку вытягиваю из дерьма!

— Любимые, прекратите! — Хадиджа старается разрядить нервную обстановку. — Не время ссориться.

— Что с Дарьей? Кто-то мне в конце концов скажет или будет так, как со смертью моей мамы? — неожиданно включается в разговор Марыся.

— Wallahi, все забыли о нашей крошке! Мы — чудовища! — Мать падает на кровать, закрывая лицо сморщенными руками, и плачет, плачет, давясь слезами.

— Я ее найду, обещаю, даже если настанет конец света. — Малика выходит из дома, демонстративно хлопнув дверью.

— Господин консул, у меня важное дело, и я боюсь, что в нем замешана польская сторона, — говорит Малика по телефону официальным тоном.

— Да-а-а, — глухо отвечает мужской голос.

— Моя сестра, Самира, неделю тому назад поехала на празднование Дня святого Николая в ваше посольство, — начинает она отчет. — Да, наша невестка была полька, и романтически настроенная сестричка хотела, чтобы дети — неизвестно, к сожалению, для чего, — поддерживали связь со страной матери. Добралась ли она туда с маленькой девочкой по имени Дарин?

— Извините! На таких празднованиях столько людей, что мне трудно заметить всех. Зачастую я их даже не знаю. Не говоря уже о детях, которые бегают как бешеные и веселятся до потери сознания, — со вздохом отвечает консул.

— А кто должен знать, сколько людей приедет и кто будет? Ведь вы готовите какие-нибудь подарки, значит, наверняка должны заранее составлять списки.

— К сожалению, нет, но, возможно, господа из Польши смогут вам больше на этот счет рассказать. Кроме того, мы всегда готовим сто или сто пятьдесят пакетов, а то, что останется, завозим в детский дом или дом ребенка. Разве это не хороший жест?

— Да, очень милосердно. Значит, вы не хотите мне помочь? Погиб ребенок, которого последний раз видели в польском посольстве… — Тон Малики меняется. — Я буду вынуждена подать заявление об этом деле в соответствующие органы. Или можно пришить параграф о похищении, в котором замешана пограничная застава.