Аптекарша - [24]

Я чуть было не сказала «да». Но стоит ли семейную жизнь начинать со скандала? Конечно, мне не давала покоя и сцена с Марго, невольной свидетельницей которой я стала, но я ни в коем случае не хотела, чтобы он заметил мою ревность, быть может к тому же и беспричинную.

Словом, настроение было отвратное, и я уже жалела, что взяла отпуск на всю неделю. Тогда уж лучше было бы на несколько дней съездить в Венецию, но Левин при мысли об организованном пробеге от достопримечательности к достопримечательности в толпе янки и япошек приходил в ужас. Сам он хотел в Гонконг. Сошлись на том, что в следующий отпуск махнем недельки на три в Юго-Восточную Азию, а пока что никуда не поедем.

Словом, выйдя снова на работу, я была почти счастлива. Левин, правда, был со мной мил, подарил мне кучу дорогих на вид и совершенно ненужных мне вещей, но в глубине души я понимала, что все это не что иное, как попытка подкупа. Ведь женился он на мне отнюдь не ради моих прекрасных глаз.

8

Ничуть не удивлюсь, если госпожа Хирте точно так же роется в моей тумбочке, как и я — в ее; правда, мне будет неприятно, если она уже обнаружила там открытку Левина и письмо Павла. Мне-то недавно все же достался кое-какой улов: в одном из ее детективов я нашла фотографию. На ней госпожа Хирте, облаченная в спортивную куртку, прогуливает какого-то мужчину в инвалидной коляске, — должно быть, отводит душу на ниве благотворительности. А паралитик, судя по всему, выглядел когда-то очень недурственно, интеллигент образца шестьдесят восьмого, жаль, сейчас от его личности мало что осталось.

Левин прямо об этом не говорил, но явно ждал, что полученное наследство я перепишу на него; когда намеками, когда изъявлениями любви он давал мне это понять. Используя преимущества своего положения, я в один из дней все-таки решила докопаться, почему Дитер женился на Марго.

— Она в свое время обеспечила ему алиби, — неохотно выдавил Левин.

— То есть ложное алиби?

— Ну ясное дело.

В результате моих долгих и назойливых расспросов выяснилось только, что Марго была тогда беременна.

— От Дитера?

— Наверно.

— А где же ее ребенок?

— Марго принимала наркотики, и во время беременности тоже. Роды оказались преждевременными, и ребенок умер.

Тут я настолько разбушевалась от возмущения, что Левин долго не мог меня успокоить.

— Нет худа без добра, — сказал он наконец. — Ее это до того потрясло, что она даже бросила колоться.

Мне, конечно, было Марго немного жаль, но, с другой стороны, одобрить такую непростительную безответственность я никак не могла. Так что это за история с ложным алиби? Этого мне Левин так и не сказал.

На выходные мы теперь ездили в Фирнхайм инспектировать ход работ. Я уже успела полюбить свой будущий дом. Зимний сад всегда был моей тайной мечтой. Его пристраивали с задней стены здания, откуда открывался дивный вид на весь наш участок. В мыслях я уже видела цветы и растения, пышно произрастающие там в любое время года, манящие к отдыху плетеные кресла, мирно покачивающегося в лианах попугая. У меня тут будет сущий рай.

Однако мне совсем не нравилось, что Дитер и Марго, судя по всему, даже и не собирались съезжать. Левина это ничуть не огорчало: пока мы сюда не въезжаем, можно спокойно оставить им их две комнаты, раз уж они ничего себе не подыскали.

— Но они и не ищут! — кипятилась я.

— Разумеется, они ищут, — возражал Левин, — но ты же знаешь ситуацию на рынке жилья, за один день это не делается.

Видимо, Дитер все же получил от Левина какие-то отступные, иначе на что он живет? Похоже, и Марго по-прежнему получает жалованье, но в этом хоть какой-то резон есть: все-таки она по утрам встречает строителей, убирает за ними мусор, обеспечивает их питьем.

На две ванные комнаты в доме (прежде-то была только одна) я легко согласилась — пусть наши дети поплещутся в собственной ванне, но две кухни нам зачем?

— Если вдруг окажемся на бобах, — объяснял Левин, — один этаж можно будет сдать, вместе с кухней это полноценная квартира.

— Вот когда до этого дойдет, тогда и перестроим, — отрезала я и все дальнейшие переговоры посчитала излишними.

Но когда наконец — после трех месяцев стройки — мы въехали в дом, Дитер и Марго все еще жили там, и оказалось, что мы должны пользоваться общей кухней. Драма была неизбежна.

Я человек аккуратный, почти педантичный, и чистюля — иначе, наверно, не стала бы аптекаршей. Еще в детстве я обожала печь пирожные и песочное печенье, развешивая все с точностью до грамма на домашних почтовых весах. На кухне у меня все сверкает и такой порядок, что я любую вещь с закрытыми глазами нахожу. Конечно, неряшливость Левина меня раздражала, но ему я, как ребенку, все спускала с рук.

По наследству от бабушки мне достался старинный кукольный магазинчик — игрушечный прилавок с тридцатью деревянными ящичками, а на каждом ящичке своя фарфоровая табличка, в них-то я и храню свои пряности. Тут и ждал меня первый удар: пакетики ванили, корицы, гвоздики и кардамона, извлеченные из своих ящичков, без всякого разбора были свалены в омерзительно розовую пластмассовую банку из-под дешевого кофе. В ящички же Марго чего только не напихала: пластыри, резиновые прокладки из набора для консервирования, этикетки для морозильника, канцелярские скрепки, ластики и всякую прочую несъедобную ерунду. Я сперва чуть в обморок не грохнулась, потом собрала весь этот омерзительный хлам, отнесла его в неприбранную спальню Марго и шваркнула ей на кровать. Та поняла меня совершенно правильно: это было объявление войны.