Аптекарь Освенцима. Неизвестная история Виктора Капезиуса - [10]

Европа подхватывала либеральные социально-политические теории, устремившиеся к востоку после Французской революции 1789 года, однако Трансильвания почему-то не торопилась принимать современные взгляды на евреев. В 1866 году вышла новая конституция, провозгласившая гражданами страны только христиан, а права на собственность (и права в целом) евреев, оставшихся без гражданства, сильно урезали. В 1940 году маршал Антонеску приступил к «румынизации» – программе, похожей на ариизацию Гитлера. На пути к окончательному изгнанию евреев из страны, государство конфисковало еврейский капитал и распределило его между румынами.

Некоторые коллеги и друзья Капезиуса были ярыми сторонниками новой волны антисемитизма. Учитель естествознания, которого Капезиус «уважал», принял взгляды национал-социалистов, пропагандирующие, что этнических немцев надо было защищать от «низших народов»[61]. Роланд Альберт, друг Капезиуса, присоединился к неофашистскому ополчению в 1940 году, когда Антонеску пришел к власти. Вскоре он слово в слово повторял все эти ужасные вещи в отношении евреев и живших в Румынии цыган и армян. «К сожалению, огромное количество городских и деревенских сумасшедших, идиотов и слабаков того или иного вида отравляют нашу кровь» – говорил Альберт[62].

В новой Румынии друзья могли поругаться и из-за казалось бы незначительных вещей. Альберт вспоминал, что как-то они с Капезиусом зашли на чердак, где был граммофон.

– У тебя есть что-нибудь из классики? – спросил Альберт. – Шуберт или Бетховен?

– Нет, я бы лучше послушал чарльстон или вальсы Штрауса, – ответил Капезиус.

– Филистер, – сказал Альберт, совершенно серьезно[63].

Позже он рассказал журналисту, что эта музыка «показывает главную разницу между нами и жидами. <…> Этот джаз, эта американская «асфальтовая музыка», они отравляют мир <…> и эта негритянская музыка»[64].

Не известно, принял ли молодой Капезиус, разъезжающий по стране с заказами Farben/Bayer, взгляды и предубеждения своих друзей и педагогов. Учитывая культурную и историческую атмосферу, в которой росли, учились, жили и работали этнические немцы вроде Капезиуса, неприязненное отношение к евреям – лучшее, на что можно было надеяться. Позже Капезиус утверждал, что «никогда не относился к евреям враждебно»[65]. Какими бы ни были его чувства, он мудро ставил работу на первое место. Двое его первых наставников в Farben были евреями, но обоим пришлось покинуть компанию в 1939 году из-за Нюрнбергского расового закона[66]. Многие врачи, фармацевты и хозяева фабрик, с которыми Капезиус сотрудничал от имени Farben/Bayer, были евреями. И никто никогда не жаловался на антисемитизм с его стороны.

На самом деле, клиенты-евреи составляли немалую долю прибыли Капезиуса. Его целенаправленность побеждала любое недовольство, которое могли бы вызвать клиенты-евреи. Когда Йозеф Глюк, текстильный мануфактурщик и еврей, пожаловался в франкфуртский штаб Farben, что заказанные красители сильно задерживаются, Капезиус приехал к нему лично. Он разобрался в проблеме и после пристально следил за этой точкой, чтобы точно знать, что Глюк всем доволен. Также Капезиус неоднократно пополнял складские запасы по первой же просьбе одного из главных клиентов, Альберта Эренфельда, еврея, оптового торговца фармацевтическими товарами. Капезиус уделял особое внимание и двум еврейским врачам, доктору Гизеле Бём и доктору Маврикию Бернеру, своевременно сообщая им о новых препаратах Bayer[67].

Работа на Farben позволяла Капезиусу сохранять дистанцию от войны с евреями на родине. Но весной 1943 года все изменилось: когда стало ясно, что бомбы союзников могут долететь до Румынии, нацисты сделали воинскую повинность обязательной для всех этнических немцев (нем. volksdeutsche, «немецкий народ» – прим. переводчика). Полтора года спустя, работа Капезиуса в Farben/Bayer прервалась.

Капезиус не сильно удивился, когда его призвали на службу 1 августа 1943 года[68]. За несколько месяцев до этого советская армия изменила ход войны самой кровавой битвой – битвой под Сталинградом, и многие современники были уверены, что приход советской армии в Румынию и восточную Европу был лишь вопросом времени. Карл Хайнц Шулери, одноклассник и сослуживец Капезиуса, вспоминал, что мало кто был рад присоединению к немецкой армии[69]. Капезиус, однако, оказался в меньшинстве, так как был низкого мнения о румынской армии и считал, что служить Германии напрямую «куда более почетно»[70].

Фритци была не так довольна. Как и многие жены, она была счастлива, пока муж находился в резерве, как можно дальше от военных действий. Но с призывом в немецкую армию она испугалась, что вскоре его увезут на фронт. Она боялась стать очередной вдовой, которой придется растить дочек восьми, шести и трех лет одной[71]. Женщина с детьми уехала из Бухареста обратно в Сигишоару, где поселилась у родственников Капезиуса[72].

Сам Капезиус не боялся оказаться на поле боя. Вместо этого он сосредоточился на доказательстве своей принадлежности к арийцам, изучив родословную вплоть до XVIII века, что позволило ему пройти 6-недельное обучение в Ваффен-СС (боевая группа СС). Он поступил мудро, не упомянув, что Фритци была на половину еврейкой (если следовать нацистской интерпретации религии по крови)