АПРК «Курск». 10 лет спустя - [9]

Каким он был, экипаж «Курска»? Какими были те, кто теперь уже навсегда останется в нашей памяти молодыми? Они были совершенно разными по жизненному опыту и привычкам, по мечтам и увлечениям. Их объединял флот, корабль и служение Родине. Их навечно объединила и общая страшная судьба.

…Металлическая дверь открылась с таким звуком, словно открывалась кремальера, и мы оказались в казарме атомного ракетного подводного крейсера «Курск». Отсюда экипаж ушел в свой последний поход. Входящих в казарму корабля встречает плакат: «Гордись службой на АПРК „КУРСК“». По опустевшей казарме меня водит чудом оставшийся в живых боцман «Курска» мичман Николай Алексеевич Мизяк. Ряды матросских коек с аккуратно заправленными одеялами. Поверх одеял аккуратно сложенные тельняшки и бескозырки сверху. Ряды и ряды бескозырок… За каждой чья-то оборванная жизнь… Вот комната отдыха, умывальник, теннисный стол, гимнастические тренажеры и библиотека — подарок шефов из Курска. Стенд с описанием православных праздников, схемы приборок, организационные приказы. В свернутых рулонах стенные газеты с боевой службы. Николай Алексеевич открывает кабинеты. Мы не входим в них, а, словно боясь потревожить покой, молча стоим на пороге. Этот — командира… Этот — старшего помощника… Этот — заместителя по воспитательной работе… Этот — командиров дивизионов… Всюду какие-то бумаги на столах, какие-то вещи, одежда. Ощущение такое, что люди только что покинули эти помещения и вот-вот вернутся обратно. От этого становится не по себе. Тишина казармы тревожит душу и давит на сердце.

В «умывальнике» личного состава разбитое зеркало. Боцман смотрит на него и хмурится.

— Два месяца назад разбили! — говорит он затем, смотря куда-то в сторону. — Я еще тогда подумал, не к добру это!

В комнате отдыха огромный стенд, посвященный погибшему «Комсомольцу» с фотографиями всех тех, кто тогда не вернулся с моря. В коридоре во всю стену персональный флаг «Курска», некогда врученный командиру губернатором Курской области: Андреевский стяг с гербом Курска, на лазоревом щите три золотых соловья. Рядом славянской вязью знаменитая фраза из «Слова о полку Игореве»: «Мои-то куряне опытные воины, под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с конца копья вскормлены…»

Мы разговариваем с боцманом. Я все время ловлю себя на мысли, что, находясь здесь, я как-то совсем по-иному начинаю осознавать случившееся. Ведь именно здесь, в этих стенах, служили и жили герои моего печального повествования, те, о ком я хотел бы рассказать, отдав последний долг их памяти.

Они ушли, им больше не вернуться…

Им жен не обнимать, не целовать,

С порога дома им не оглянуться

И дверь ключом не открывать.

Они ушли в бессмертье, в строчки писем,

В рыданье жен, в морщины матерей.

В последний раз их отпустила пристань

В холодное безмолвие морей.

Они ушли… Одетый в траур берег…

Родной их порт сиренами ревет…

А жены, дети, матери не верят,

Что экипаж обратно не придет.

Уже закончив писать эту книгу, я невольно поймал себя на мысли, что все они давным-давно стали мне родными. Я знаю теперь их привычки и мечты, я знаю их жен, детей и родителей. Порой мне кажется, что ночами они приходят ко мне и я подолгу разговариваю с каждым из них. Я рассказываю им о том, как по-прежнему любят их безутешные вдовы, как молятся за них мамы, как стойко переживают горе их отцы. Порой мне кажется, что и сам я давным-давно член их экипажа, что мне просто выпала судьба рассказать о них, тех, кто ушел в океан и не вернулся из него…

* * *

Любой корабль начинается с командира, а потому, говоря об экипаже «Курска», надо прежде всего сказать о его командире Геннадии Петровиче Лячине. Средства массовой информации не обошли командира «Курска» своим вниманием, однако, сколько бы ни писали о каком-либо человеке, всегда найдутся черты, о которых еще не сказано.

Не все в службе Геннадия Лячина складывалось просто. Он уже был опытным командиром ракетной дизельной подводной лодки, когда началось очередное реформирование и его корабль приговорили к списанию. Перед командиром встал вопрос, что делать дальше, где и кем служить. Разумеется, можно было бы уйти на какую-нибудь береговую должность, но он хотел плавать, а потому пошел старшим помощником в экипаж к своему однокашнику по училищу. Что значит идти старшим помощником, когда ты уже постоял хозяином на ходовом мостике, понять может только моряк. Это как наступить на горло собственной песне. И он наступил. Не год и не два ходил Геннадий Лячин в старпомах, а целых пять лет. За это время изучил новую для него атомную технику, сдал все допуски и после ухода в запас первого командира «Курска» был как наиболее достойный назначен на его место. От кого-то в Видяеве в отношении Лячина я услышал такую фразу: «Это был наш последний океанский командир!» Да, он был океанским командиром, потому что имел за плечами четыре боевые службы. Но дай бог, чтобы он не был последним! России еще выходить и выходить на океанские просторы, а потому ей нужны настоящие командиры.

Но Геннадий Лячин стал и первым командиром новой российской океанской школы конца XX столетия. Именно он вывел свой атомоход после долгого перерыва на просторы Средиземноморья, именно он сделал все от него зависящее для возвращения престижа отечественного флота. Он погиб, успев сделать лишь первый, но, возможно, самый важный и трудный шаг в этом направлении. Теперь следом за ним пойдут другие. Мы же будем помнить, что именно скромный командир «Курска» первым поднял наше почти было упавшее океанское знамя.