Апрельская ведьма - [64]

Однако о том, чтобы и Кристине хоть раз отправиться вместе с ними, даже речи не заходило. Наверняка на то имелся молчаливый и неоспоримый вердикт Биргитты. Впрочем, ее открытая враждебность, остывая, превращалась в равнодушное презрение. Биргитта полностью вычеркнула Кристину из своего сознания, а если изредка и упоминала ее, то непременно прибавив какое-нибудь издевательское замечание, и старалась не отвечать, когда Кристина к ней обращалась. Кроме того, она выработала специальный взгляд, предназначенный одной только Кристине: быстро глянуть на нее и так же моргнуть. Мокрица, говорил этот взгляд. Я тебя в упор не вижу, и не надейся!

И все-таки Кристине были известны все подробности Биргиттиной жизни. Маргарета совершенно не умела хранить секреты: каждое утро за те полчаса, которые занимала дорога в гимназию, Маргарета передоверяла Кристине все, что накануне вечером Биргитта доверила ей самой. Поначалу она хихикала: поблескивая глазами, она сообщила Кристине имя мальчика, который первым снял с Биргитты лифчик, и кличку другого мальчика, который в это время засунул руку ей в трусы. Но с каждым месяцем Маргаретина улыбка делалась все более натянутой. И погасла совсем, когда однажды утром она распахнула телефонную будку и указала пальцем на стишок, нацарапанный изнутри на стенке. Кристина поправила очки и прочла: «Ах, быть бы мне Биргиттой тоже...»

— Молчи! — прикрикнула Маргарета, зажимая ей рот ладонью.

Кристина вытаращила на нее глаза: неужели она и так бы не замолчала, поняв, что написано на стенке? Как могла Маргарета подумать, будто у нее повернется язык произнести эти гадкие слова?

Дрожащей рукой она принялась рыться в портфеле, ища пенал, и, достав свою самую тоненькую шариковую ручку, которой обычно только переписывала набело сочинения, аккуратненькими штрихами стала зачеркивать нацарапанные буквы. Какой идиот это написал, он даже орфографии не знает!

Маргарета заплакала, прислонившись к стене будки, горько, как ребенок, зарыдала, постепенно сползая на пол. Речь ее сделалась невнятной, но сдерживаться уже не было сил, теперь ей пришлось рассказать самое ужасное:

— И в школе говорят, она спала в прошлую субботу с тремя парнями... А когда я спросила ее, она ответила, что не помнит, что слишком много выпила. И еще смеялась!

В животе у Кристины трепыхнулась паника. Изо всей силы вдавливая ручку в стену, она провела еще один штрих поперек нацарапанной буквы, уже понимая, что это бессмысленно. Этих слов не истребить. Никогда.

Уверенность тяжким камнем пала внутрь тела. Кристина всегда знала, что однажды это произойдет. И вот она наступила — катастрофа.

Хелена уже стоит в дверях, когда Кристина отпускает четвертого больного.

— Как Хубертссон? — понизив голос, спрашивает Кристина.

— Ничего, вроде получше, — так же приглушенно отвечает Хелена. — Я только что выходила купить ему пару бутербродов. И вам купила... Пойдемте!

Кристина бросает взгляд на медицинские карты на столике возле двери. В приемной дожидаются по меньшей мере еще два пациента.

— А я успею?

— Да ясное дело. Надо ж вам поесть... Пойдем, пойдем.

Хубертссон все сидит у письменного стола, но уже развернул кресло к середине кабинета и спиной к компьютеру. Прежде Кристина никогда не обращала внимания на заставку на экране его монитора, а теперь замечает, что она изображает черный космос и тысячи звезд. И подымает брови: Хубертссон не станет делиться своим скринсейвером с кем попало. Пожалуй, Черстин Первая права, назвав ту больную его фавориткой.

— Я сходила проведать Дезире Юханссон, — прощупывает она почву.

Но Хубертссон не реагирует: он полностью погружен в исследование содержимого пакета, принесенного Хеленой. Бутерброды с ветчиной ему, судя по всему, пришлись по вкусу, но при виде минералки он сморщил нос.

— Не могла хоть слабенького пивка принести, — произносит он с укором.

Хелена снисходительно улыбается, как маленькому мальчику-шалунишке:

— Нет уж, сегодня про пиво и думать забудь.

— А хоть кофе-то можно?

— Сейчас, сейчас, — отвечает Хелена и, счастливо улыбаясь, устремляется к дверям.

Кристина впивается зубами в свой бутерброд, чтобы скрыть гримасу. Уж сколько раз в своей профессиональной жизни она сталкивалась с медсестрами, норовящими побаловать мужчин-врачей, и всякий раз ее охватывало все то же бессильное раздражение. Конечно, у нее куда меньше оснований раздражаться на Хелену, чем на большинство других сестер. Хелена не из тех, кто отказывается приносить карточки и анализы женщинам-врачам, в то же время сбиваясь с ног, чтобы получше услужить мужчинам. И все-таки по отношению к Хубертссону она ведет себя просто смешно.

А Хубертссон, похоже, воспринимает Хеленину услужливость как нечто само собой разумеющееся. Сидит себе с довольным видом, откинувшись в кресле, и попивает глоточками минералку.

— Ну, как ты теперь? — спрашивает Кристина.

Он чуть улыбается, отставив в сторону бутылку:

— Нет проблем. Как в семнадцать!

Кристина фыркает:

— Только вид малость подержанный — для семнадцати...

Он, ухмыльнувшись, переводит разговор на другую тему:

— Говорят, звонила Маргарета и передавала привет лично мне. Сколько она еще тут пробудет?