Апрельская ведьма - [59]

— Увы! У нас нет выбора, — говорит Черстин Первая. — Фольке нужна отдельная палата, но не класть же его среди ангелов, так что пришлось побеспокоить маленькую фаворитку Хубертссона. А поскольку сейчас она спит и хорошо бы ее не будить, то мы думаем, лучше будет Марии побыть несколько часов в гостиной.

Мария пытается ответить Кристине молящей улыбкой, но у нее не получается, углы рта, наоборот, опускаются вниз, придавая ей плаксивое выражение. Кристина проводит рукой по челке, чувствуя, что опять слабеет и внутри все делается текучим. Вот денек! А еще нет и полудня...

— А никак иначе нельзя было устроить? — спрашивает она обреченным голосом.

— Нет, — отрезает Черстин Первая. — Не получается. А кстати, сегодня у нас день лото, так что будет даже забавно.

Едва Кристина входит в Мариину палату, как что-то ударяет ее в темя. Она инстинктивно вскидывает руки, чтобы защититься от птицы, сразу же вспомнив мертвую чайку на садовой дорожке. Но нет, это не птичьи крылья коснулись ее волос, а мягкие вязаные ноги ангела. У самой двери на нитке висело последнее творение Марии, полуметровый ангел с головой из фольги, локонами из золотой канители, задрапированный в старое полотенце с надписью «СОБСТВЕННОСТЬ ЛАНДСТИНГА». Тот же текст просматривается сквозь редкое оперение на картонных крыльях. Мариины запасы картона и цветных перьев, похоже, подошли к концу, и, стало быть, она ухитрилась выклянчить кое-что из старых вещей, оставшихся со времен, когда приют еще не перешел в руки коммунального управления.

Сотни ангельских изображений на стене поглощают весь свет, и в помещении от них словно бы темнее. Пускай там, снаружи, у людей, в разгаре утро, — а здесь, у Марии и ее ангелов, всегда сумерки. И все же в комнате что-то изменилось. Стол, стоявший у окна, отодвинут в сторону; ножницы, перья, рулоны лавсановой пленки и изрезанные журналы свалены посреди него в кучу.

У окна же стоит кровать другой больной. Ее пожитки кажутся жалкими и чуждыми среди Марииного великолепия: папка и несколько книг в изножье кровати, компьютер на стальной подставке — у изголовья. С компьютера свисает желтый шланг с мундштуком, и тут Кристина вспоминает, что уже слышала об этой пациентке, она слыхала, что в приюте появилась женщина, которая разговаривает при помощи компьютера. Сейчас никакого текста на дисплее нет: пациентке теперь не до разговоров, а значит, и ее компьютеру тоже. Но защитная картинка на экране его монитора неплохо вписывается в Мариин интерьер. На нем — черный космос с тысячью звезд; при взгляде на него Кристину вдруг охватывает головокружение, на мгновение начинает казаться, будто она несется сквозь Вселенную со скоростью света. Сморгнув, она опускает взгляд на историю болезни. Дезире Юханссон, № 491231-4082. Энцефалопатия, эпилепсия, врожденный судорожный синдром.

Она похожа на птенца, на маленького голого птенчика, лишенного перьев. Она такая худенькая, что по идее не должна оставлять вмятины на матрасе, и настолько тощая, что под кожей просвечивает каждая косточка, каждая жилка. Пальцы руки скрючились и застыли, как когти. И поза странная: она лежит на спине, задрав скрещенные ноги и поджав к животу, как эмбрион. Лицо — сердечком, с тонким острым подбородком. Кожа на веках настолько прозрачная, что просвечивают дельтовидные сосудики.

Такая вот, значит, фаворитка у Хубертссона.

У Кристины чуть дрожат руки, когда она вставляет в уши фонендоскоп и склоняется над больной. И снова заглядывает в историю болезни — да, у этой женщины и правда каждый день эпилептические припадки, и, очевидно, за последние годы это усугубило поражение мозговой коры. Но сейчас она, судя по всему, спокойно отдыхает: сердце стучит уверенно и четко, как часы в гостиной у Тети Эллен, дыхание ровное, без посторонних шумов. Сунув фонендоскоп в карман, она проверяет тонус рук и ног. И тут все так, как и должно быть: не прощупывается ни одной мышцы, сведенной остаточной судорогой. Наконец, она очень осторожно открывает рот пациентки и с помощью своего фонарика осматривает ротовую полость. Нет. Она не прикусила ни языка, ни щек. Все в порядке, если только можно говорить о порядке применительно к подобному состоянию. Кристина выключает фонарик и смотрит на спящую. Бедняжка...

Женщина на кровати чуть шевелится и открывает глаза, и секунду Кристина смотрит прямо в их ясную синеву, пока веки медленно-медленно опускаются. Кристина с бешено колотящимся сердцем отступает назад. Но еще через секунду все проходит. Пару раз вздохнув, пациентка, кажется, опять спокойно засыпает, а Кристинино сердце снова стучит в обычном ритме, ну, может, чуточку быстрее.

Она накрывает женщину пододеяльником, подоткнув его под матрас, при этом одна из лежащих в ногах у больной книг валится на пол. Кристина нагибается за ней и, подняв брови, читает название: «Мечта Эйнштейна».[13]Она перебирает другие книги, лежащие на кровати: «Кварк и ягуар», Мюррей Гелл-Манн. «Золотые яблоки солнца», Рэй Брэдбери. «Бенанданты — мастера доброй магии», Карло Гинзбург. «Ведьмы и судилища над ними» Брура Гаделиуса. Плюс зачитанная до дыр «Краткая история времени» Стивена Хокинга.