Апрель! Апрель! - [21]

Но Тюлле, к которой он обращается, не сидит на своей парте. И под партой ее нет! Она вскочила на подоконник, и когда взгляд директора настигает ее там, Тюлле кричит:

— Не подходите! Я прыгну!

Прежде чем кто-нибудь успевает сообразить, что она подразумевает, Тюлле отпирает задвижки и распахивает окно настежь! Раз, два, и ветер уже ворвался в класс и носится как ошалелый, подхватывая шторы и надувая их, словно огромные паруса! Взлетев под самый потолок, шторы снова опускаются и накрывают Тюлле, которая высунулась из окна наружу. Под окном раскинулся школьный двор, так далеко внизу, что от одной мысли упасть туда можно умереть!

— Анжелика! — кричит учительница: так по-настоящему зовут Тюлле, но об этом вспоминают только в минуту смертельной опасности. — Анжелика, спустись с подоконника!

Она бросается к Тюлле со всей скоростью, на какую способны сейчас ее дрожащие ноги, повторяя все те же слова, но хлопающие шторы рубят их на части. Когда новый порыв ветра опять подбрасывает шторы вверх, все видят, что Тюлле повернула лицо к классу, и оно такое же серое, как цементный двор, увиденный ею внизу.

— Не подходите, я сказала! — кричит она, шатаясь.

Учительница застывает на месте. И никто больше не двигается, только Елена прячет голову под парту да Арне-Ларне наклоняется вперед и зажмуривает глаза, точно увидел что-то страшное по телевизору. Самюэль Элиас даже моргнуть боится, а какое сейчас лицо у Магнуса, ему не видно, ведь Магнус сидит впереди него. Но внезапно он слышит, как Магнус кричит:

— Прыгай! Прыгай, если ты такая храбрая!

Все вздрагивают. Тюлле тоже вздрагивает. Она смотрит в ту сторону, откуда донесся голос, явно ничего не может рассмотреть заплаканными глазами, мотает головой, стряхивая слезы, и взгляд ее наконец останавливается на Самюэле Элиасе.

— Скажи, что это не я! — велит она ему, опускаясь на подоконник.

В голове Самюэля Элиаса за последнее время и без того не замечалось особенной активности, мысли сбились в комок в самом глухом закоулке, а теперь и вовсе никакого шевеления. Хоть бы одна тонюсенькая мыслишка проклюнулась, ведь все ждут, когда он что-нибудь скажет! Что именно? Да, что он должен сказать? Самюэль Элиас начисто забыл и, похоже, никогда не вспомнит, хотя старается изо всех сил. Разве тут вспомнишь, когда все так усиленно ждут, но им этого не понять! Ни Тюлле, ни учительнице, ни директору, ни остальным ребятам. Не говоря уже о Магнусе, который повернулся к Самюэлю Элиасу и ждет беспощаднее всех.

Постой! Кажется, какая-то мыслишка все-таки выпуталась из клубка! Тоненькая, как ниточка, но все же она дотягивается из головы до рта, словно понимает, как это важно поскорее вырваться на волю!

— Это не Тюлле! — летит она по воздуху через весь класс. — Это мы с Магнусом!

И как же рад Самюэль Элиас, когда слышит эти слова! Ведь это чистая правда! Он так рад, что громко смеется!

Но Магнус отворачивается от него и стонет.

Затем Самюэлю Элиасу и Магнусу приходится сообщать директору, когда он может позвонить их родителям. А еще учительница считает, что они должны выйти за директором в коридор и извиниться перед ним за уродование его автомашины, но тут Магнус становится на дыбы. Ни за что на свете! Лишь после того, как учительница трижды мечет в него молнии глазами, он поднимается и бредет к Самюэлю Элиасу и директору, которые ждут его у дверей. Тюлле, снятая с подоконника и посаженная на свою парту, глядит им вслед, и директор ласково кивает ей.

Но Тюлле не кивает в ответ. Она открывает рот и громко произносит:

— Старый хрыч!

После чего учительница считает, что ей тоже следует и извиниться перед директором за такие слова.

— Ну, что вы сказали? — интересуется учительница, когда они снова садятся на место, а директор удалился в свой кабинет.

— Я сказал «извините»! — докладывает Магнус.

— А я сказала, что он вовсе не старый хрыч! — говорит Тюлле. — Сказала, что это я старый хрыч!

— И я тоже так сказал! — добавляет Самюэль Элиас. — Сказал, что это мы старые хрычи!

И учительница вполне довольна ими.

Но после уроков Магнус всю дорогу до дома гонится за Самюэлем Элиасом с палкой в руке.

— Балбес! — бушует он. — Зачем сказал, что это мы?

Вот когда Самюэлю Элиасу пригодилась бы дощечка с надписью, чтобы отбиться от Магнуса, однако дощечки нет. Он даже памятку не захватил, осталась лежать в парте! Но Самюэль Элиас все равно помнит, что не должен разговаривать и даже прощаться с Магнусом. И он молча убегает, спасаясь от палки, к себе домой.

Дома никого нет. Папа оставил на кухне записку, что пошел искать работу, а мама занята на репетиции в театре. Самюэль Элиас становится у окна и смотрит на пустой двор, пока не приходит время встречать маму на остановке, как он это иногда делает.

В этот самый день кончается зима. Наверно, в этот день умирают сотни снеговиков, думает Самюэль Элиас, шагая к автобусной остановке. А вот и автобус с мамой! Она выскакивает, подбегает к Самюэлю Элиасу и обнимает его.

— А я знала, что сегодня ты меня встретишь! Ведь сегодня лучший день за всю зиму!

— Это почему? — спрашивает он, направляясь вместе с ней к дому.

— Потому что лучший день зимы — когда наступает весна! — улыбается мама. — Подумать только, у меня это уже тридцать первый раз!