Апостол, или Памяти Савла - [61]

Шрифт
Интервал

Сказать по правде, уходить ему не хотелось.

– Ерунда! – возразил Саня. – Познакомлю вас, выпьем по рюмочке.

Вскоре пришел Димон.

– Дмитрий, – четко сказал он от порога и крепко стиснул руку Дорохова.

– Михаил, – ответил Дорохов.

Димон снял синие кроссовки с тремя полосками и достал из болоньевой сумки пузатую бутылку.

– Я с кирлом, мужики, – сказал он.

– Это что? – полюбопытствовал Саня и, вытянув шею, взглянул на бутылку. – О господи. А ладно, сойдет.

– Чего «сойдет»? Чего «господи»? Нормальный бренди! – обиделся Димон. – Во, смотри, написано: «бренди». Балованный ты, Берг.

– На заборе тоже написано, – сказал Саня. – Пойду сыр порежу. Может, жрать кто хочет? Ты голодный, Димон?

– Не. Обедал. А вот сыр, лимончик к бренди…

Он поставил на пол болгарскую «Плиску» с парусником на наклейке.

Саня принес на подносе сыр, лимон, оливки марокканские в пиале, шпроты. Дорохов с Димоном уже обменялись несколькими вежливыми предложениями, сразу договорились, что будут на ты.

– Вот это дело, – сказал Димон, оглядев закуску. – Миша, я курсантом был, мы с Бергом так выпивали: второпях все, на газетке, портвешок, вермут. А теперь смотрю, все у него культурно, никаких газеток. А ты тоже с Сеней Пряжниковым дружишь?

– Тоже дружу, – ответил Дорохов.

– У Сени принято культурно выпивать, – уважительно сказал Димон. – Учишься? Работаешь?

– Я МИТХТ закончил. Сейчас в НИИ работаю.

– Так вы из одного института?

– Мы даже с одного факультета, – Берг разлил «Плиску» по рюмкам. – Мужики, со знакомством вас.

Они просидели тогда часа два, допили «Плиску», поставили чай. Димон рассказывал всякие интересные случаи из своего короткого офицерства («Кто в армии служил, тот в цирке не смеется…»), вышли от Сани вместе, прошлись до «Войковской» не спеша. Димон Дорохову понравился. Энергичный парень, подвижный, в машинах разбирается.

Сам Дорохов машину водить так и не научился. Ребенком покрутил руль у отца на коленях, а когда подрос, то папа уже не очень хотел учить вождению – развел обычное занудство: «Хочешь изучать автомобиль – надо начать с самого простого. В выходные время будет – объясню тебе принцип работы двигателя внутреннего сгорания. Почитай правила дорожного движения. Скоро буду менять тормозные колодки – посмотришь». Андрюха Старостин из шестого дома уже сам водил, безо всяких коленок, отец его рядом сидел, а Андрюха ездил, хоть и медленно, по пустырю, за гаражами, но сам рулил. Дорохов несколько раз отца просил: поучи водить. А в ответ – тягомотина про принцип действия двигателей внутреннего сгорания. Нет чтобы дать почувствовать, как машина тебя слушается. Пусть тихонечко, на маленькой скорости, где-нибудь за городом. А там уж подросток Дорохов, глядишь, и тормозные колодки стал бы менять, и в карбюраторах-трамблерах разобрался бы. Но так и уехал из дома, а машину водить не научился. Куда такое годится – в семье машина есть, а пацана к ней не подпустили? Дорохов подумывал записаться летом на курсы.

У Димона, по его словам, «Иж-комби», не новый, конечно, но все же машина, не велосипед. Пока они шли к «Войковской», Димон рассказывал про «Иж». Как про любимую девушку рассказывал.

Потом спросил:

– Миша, а ты, значит, химик?

– Я биохимик, – ответил Дорохов. – Сейчас занимаюсь молекулярной генетикой.

– Это что такое?

– Как тебе сказать… Выделяю из разных микроорганизмов гены, определяющие всякие свойства этих микроорганизмов.

– Зачем это надо?

– Для того чтобы синтезировать некоторые необходимые человечеству вещества. Микроорганизмы эти вещества продуцируют медленно и неохотно. А если выделить ген и несколько его видоизменить, то можно производить нужные вещества в требуемых объемах. Вот, скажем, есть такие белки, интерфероны. Выражаясь языком передачи «Здоровье», эти белки оберегают твой уязвимый организм от всевозможной инфекционной агрессии. От вирусов, к примеру. До сих пор известен был лейкоцитарный интерферрон, человеческий, натуральный, так сказать. А в нашей лаборатории добывают интерферон синтетический. И придают ему свойства, которых естественный интерферон лишен.

– Толковый ты мужик, – сказал Димон. – Слушай, а давай встретимся на неделе? У меня одна затея есть, я б с тобой обсудил. Консультация нужна.

– Никаких проблем. Давай. А хочешь – приезжай ко мне в институт.

– А можно? Это не «ящик»?

– Да какой там «ящик». Подъезжай завтра. Это на Варшавке. Можешь от «Чертановской» ехать, можешь от «Варшавской». А! Так «Пражскую» же открыли! От «Пражской» всего пара остановок.

– Я на машине, – сказал Димон. – Найду. Часа в три удобно?

– Попозже… У меня в два семинар. К пяти где-нибудь.

– Все, договорились, – быстро сказал Димон.

На следующий день Дорохов выписал для Димона пропуск, оставил на вахте. Когда пришел с семинара, Димон курил «Казбек» и мурлыкал с Машкой. «А что вы, Мария, вечерами делаете?.. Спортом занимаетесь? Такой фигуры без спорта быть не может…»

– Здравствуй, Дима, – сказал Дорохов и положил на стол общую тетрадь. – Машка, почему тебя не было? Он мне выговорил. Великодворская заболела, к Иремашвили сестра приехала. И тебя тоже нет.

Машка сделала несчастное лицо.


Еще от автора Павел Рафаилович Сутин
Эти двери не для всех

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


9 дней

Вскрыв запароленные файлы в лэптопе погибшего друга, герои романа переживают ощущения, которые можно обозначить, как «world turned upside down». Мир персонажей переворачивается с ног на голову, они видят абсолютно достоверные документы, фотографии и видеозаписи, демонстрирующие трагичные повороты их судеб, — притом, что ни одно событие, отраженное в этих файлах, никогда не происходило.Этот роман — не научная фантастика, не метафизические изыски и не детектив. Это излюбленный жанр автора, который в американской литературе некогда был назван «true story which never happened» — совершенно правдивая история, которая в принципе не могла случиться.


Апрель, Варшава

Публикуемая новелла — фрагмент новой книги «Апрель», герои которой — дружеская компания: прозаик Сергеев, хирург Никоненко, профессор Браверманн и редактор некоего журнала «Время и мир» Владимир Гаривас. Они — постоянные персонажи всех книг автора.


Рекомендуем почитать
Мейсенский узник

Безжалостный король Август Сильный заточил в своем замке юного аптекаря Иоганна Фридриха Бёттгера. Тот должен открыть тайну получения золота из свинца, а неуспех будет стоить ему жизни. Бёттгер не сумел осуществить мечту алхимиков, зато получил рецепт фарфора — экзотической и загадочной субстанции, называемой «белым золотом». И ради того чтобы его раздобыть многие современники готовы лгать, красть и даже убивать…


Забытое убийство

В основе исторического детектива – реальные события, произошедшие в Инсбруке в ноябре 1904 года. Всего один день и одна жертва! Но случившееся там получило широкий резонанс. Мы вглядываемся в эту трагедию из дня нынешнего и понимаем, что мир тогда вступал в совершенно иную эпоху – в драматичный и жертвенный XX век, в войнах которого погибли миллионы. Инсбрукские события, по мнению автора, стали «симптомом всего, что произошло позднее и продолжает происходить до сих пор». Вот почему «Чёрная пятница Инсбрука», столь детально описанная, вызывает у читателя неподдельный интерес и размышления о судьбах мира.


Проклятие Дома Ланарков

1920-е годы, Англия. Знаменитый лондонский писатель с женой-американкой, следуя на отдых, волею случая оказываются в типично английской глубинке. Их появление совпадает с загадочным и зловещим происшествием. Маленький уютный городок взбудоражен гибелью при весьма туманных обстоятельствах старшей дочери самого богатого и влиятельного человека в графстве, хозяина поместья Ланарк-Грэй-Холл. Слухи приписывают «авторство» преступления ужасному чудовищу из старинной легенды. Но вместо того, чтобы поскорее бежать подальше от опасных мест, приезжие «туристы» решают остаться.


Невеста смерти

Судьба молодой чешки Маркеты была предопределена с самого ее рождения. Дочь цирюльника, а также владельца бани, она должна была, как и ее мать, стать банщицей – помогать посетителям мыться и позволять им всевозможные вольности. Но однажды ее судьба круто изменилась…В городок, где жила Маркета, привезли на лечение внебрачного сына императора Рудольфа II, дона Юлия, подверженного страшным приступам безумия. Ему требовались лечебные кровопускания, которые и должен был производить местный цирюльник – отец Маркеты.


Евангелие от Иуды

Неподалеку от Иерусалима во время археологических раскопок обнаружен бесценный свиток — «Евангелие от Иуды». Расшифровка текста поручена католическому священнику Лео Ньюману. Лео переживает кризис веры в Бога. Он понимает: если свиток будет признан аутентичным, это пошатнет основы христианства и скажется на судьбах миллионов верующих… Священник задается вопросом: что важнее — спокойствие незнания или Истина?Действие романа то забегает вперед, повествуя о жизни Лео после своеобразного воскрешения, то возвращается в фашистский Рим 1943 года.


Тайная книга Данте

Впервые на русском языке «Тайная книга Данте», роман Франческо Фьоретти, представителя нового поколения в итальянской литературе, одного из наследников Умберто Эко.Действительно ли Данте скончался от смертельной болезни, как полагали все в Равенне? Или же кто-то имел основания желать его смерти, желать, чтобы вместе с ним исчезла и тайна, принадлежавшая не ему? Мучимые сомнениями, дочь поэта Антония, бывший тамплиер по имени Бернар и врач Джованни, приехавший из Лукки, чтобы повидаться с поэтом, начинают двойное расследование.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Время обнимать

Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)