Апология истории [заметки]
1
Звездочкой отмечены места, комментарии к которым написаны самим М. Блоком.
2
В этом отношении с самого начала, и отнюдь к этому не стремясь, я противоречу «Введению в изучение истории» Ланглуа и Сеньобоса. Первые фразы начального абзаца были уже давно написаны, когда на глаза мне попался в «Предуведомлении» этой книги (стр. XII) список «праздных вопросов». И вдруг я там вижу буквально такой же вопрос: «Зачем нужна история?» Несомненно, с этой проблемой дело обстоит так же, как почти со всеми проблемами, касающимися причин наших поступков и наших мыслей: люди, по натуре своей к ним безразличные – или сознательно решившие стать таковыми, – всегда с трудом понимают, что другие находят в этих проблемах предмет для волнующих размышлений. Но раз уж подвернулся случай, я думаю, есть смысл тут же определить мою позицию по отношению к этой заслуженно известной книге, которую моя книга, построенная по другому плану и в отдельных своих частях гораздо менее развернутая, никак не претендует заменить. Я был учеником этих двух авторов, в особенности Сеньобоса. Оба они выказывали мне расположение. Мое раннее образование многим обязано их лекциям и произведениям. Но оба они учили нас не только тому, что первый долг историка – быть искренним; они также не скрывали, что прогресс в нашей науке достигается неизбежным противоречием между поколениями ученых. Итак, я останусь верен их урокам, свободно критикуя их там, где сочту полезным; надеюсь, когда-нибудь мои ученики в свою очередь будут так же критиковать меня.
3
Француз – антиисторичен: Курно. Воспоминания, стр. 43, по поводу отсутствия каких бы то ни было роялистских чувств к концу Империи: «…Для объяснения этого странного факта, надо, пола-гаю, принять во внимание малую популярность нашей истории и слабое развитие у нас в низших классах – по причинам, анализировать которые было бы слишком долго, – чувства исторической традиции».
4
человек-мастер (лат.).
5
человек политический (лат.).
6
человек разумный (лат.).
7
(Отрывок этого примечания на отдельном листке, начало потеряно) […как показал] Люсьен Февр, сама история, когда у нее ищут ответа насчет пути развития, по которому непрестанно идет человечество, дает им сокрушительное опровержение. Не только каждая наука, взятая отдельно, находит среди перебежчиков из соседних областей мастеров, часто приносящих ей самые блестящие успехи. Пастер, обновивший биологию, не был биологом – и при его жизни ему частенько об этом напоминали; точно так же Дюркгейм и Видаль де ла Блаш, которые оставили в исторической науке начала XX в. несравненно более глубокий след, чем любой специалист, хотя первый был философом, перешедшим в социологию, а второй географом, и оба не числились в ряду дипломированных историков.
8
Фюстель де Куланж. Вводная лекция 1862 г. в Журнале исторического синтеза, т. II, 1901, стр. 243; Мишле. Курс лекций в Нормальной школе, 1829, цитируемый Г. Моно в книге: «Жизнь и идеи Жюля Мишле», т. I, стр. 127: «Мы будем заниматься одновременно изучением человека индивидуального – это будет философия – и изучением человека социального – это будет история». Надо заметить, что Фюстель де Куланж позже высказал эту мысль в форме более сжатой и полной, развитие которой в вышеприведенной фразе является в целом лишь неким комментарием: «История – не скопление всевозможных фактов, совершившихся в прошлом. Она – наука о человеческих обществах». Но, пожалуй, тут чрезмерно сужается роль индивидуума в истории: «человек в обществе» и «общества» – это два понятия, не вполне эквивалентные.
9
«Не еще одного человека, и никогда просто человека, но человеческие общества, организованные группы» (Люсьен Февр. «Земля и человеческая эволюция», стр. 201).
10
моя вина, ошибка (лат.).
11
Предисловие к «Accessiones Historicae» (1700), t. IV, 2, p. 53: «Tria sunt quae expetimus in Historia: primum, voluptatem noscendi res singulares; deinde, utilia in primis vitae praecepta; acdenique origines praesentium a praeteritis repetitas, cum omnia optime ex causis noscantur». («Трех выгод мы ждем от истории: прежде всего – наслаждения узнавать необычные вещи, затем – полезных, особенно для жизни, наставлений и, наконец, – рассказа о том, как настоящее произошло из прошлого, когда все превосходно выводится из своих причин».)
12
Латинская агиографическая библиотека.
13
«О дипломатике» (лат.).
14
В юности я слышал, как весьма знаменитый ученый, преподаватель Школы хартий, с гордостью говорил нам: «Я датирую рукописи по характеру письма безошибочно с точностью до двадцати лет». Он забыл лишь одно: многие люди, в том числе и писцы, живут больше сорока лет, и если почерк иногда в старости меняется, то при этом он очень редко приспосабливается к новому стилю письма. Около 1200 г. наверняка были писцы лет шестидесяти, которые писали еще так, как их учи-ли в году 1150-м. История письма поразительно отстает от истории языка. Она еще ждет своего Дица или своего Мейе.
15
похищение (лат.).
16
разум (лат.).
17
Если предположить, что шансы смертности равны для каждого из дней года. Хотя это конечно (существует годичная кривая смертности), все же такое предположение возможно, без погрешности.
18
Со смерти Джованни Коломбини до наших дней во главе Римской церкви стояли 65 пап (включая двойные и тройные правления времен Великой схизмы); после кончины Игнатия их сменилось 38. В первом списке 55 повторяющихся имен, которые есть и во втором списке, где их как раз 38 (как известно, папы по обычаю берут имена, освященные прошлым). Возможность того, чтобы иезуаты были распущены одним из этих пап-тезок, была, таким образом, 55/65 или 11/13; для иезуитов же она составляла 38/38, т. е. 1, иначе говоря, была равна уверенности. Комбинация вероятностей составляет 11/13 ×1, или 11/13. Наконец 1/365² или 1/133225 × 11/13 дает 11/1731925, или чуть больше 1/157447. Для полной точности надо было бы учесть продолжительность правления каждого папы. Но в этой математической забаве, единственная цель которой показать, какого порядка величина должна быть принята в расчет, я позволил себе упростить вычисление (прим. М. Блока).
19
Человек религиозный, человек хозяйственный, человек политический (лат.).
В «Апологии…» французский историк Марк Блок обосновывает как «легитимность» своего ремесла, право историка, в частности и моральное, заниматься тем, чем он занимается, так и «полезность» профессии историка в системе общественного разделения труда. Но сколь бы ни был высок социальный статус историка, позволяющий ему претендовать на особую внутреннюю автономию, в своих исследованиях прошлого он не вправе отстраняться от проблем современной действительности.Предметом исторического исследования согласно концепции автора является человек во времени.
Книга известного французского исследователя представляет концептуальный взгляд на исторические процессы, эволюцию сословий, анализ развития и структуры отношений собственности, истории права, актуальные для современного понимания общества в его развитии.До настоящего времени российскому читателю эта фундаментальная работа (в 2-х томах) была знакома в основном но множественным ссылкам из других исторических работ. Первая полная публикация на русском языке восполняет этот пробел.
Исследование Марка Блока посвящено распространенной во Франции и Англии в Средние века и Новое время вере в то, что прикосновение королевской руки способно излечить больного, страдающего золотухой. Проблема эта может показаться частной, однако одновременно Блок дает ответы на вопросы основополагающие: каково происхождение монархической власти и какие чувства связывают монарха с его подданными; как рождаются и как умирают верования, распространенные в крупных человеческих сообществах; что такое умонастроение народа и как оно эволюционирует.
Автором книги, перевод которой предлагается вниманию советского читателя, является один из крупнейших французских историков XX века и, возможно, наиболее своеобразный среди них по оригинальности мысли и необычности биографии.Среди многих предшествующих и последующих работ на эту тему книга Блока составила своего рода эпоху. Дело не только в том, что в ту пору чрезвычайного увлечения узкими локальными темами автор отважился на обзор аграрного строя всей страны и, кроме того, дал его на широком сравнительном фоне европейского феодализма в целом, использовав для этого богатейший фактический материал, накопленный в трудах европейских историков.
Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.
Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.
Пенелопа Фицджеральд – английская писательница, которую газета «Таймс» включила в число пятидесяти крупнейших писателей послевоенного периода. В 1979 году за роман «В открытом море» она была удостоена Букеровской премии, правда в победу свою она до последнего не верила. Но удача все-таки улыбнулась ей. «В открытом море» – история столкновения нескольких жизней таких разных людей. Ненны, увязшей в проблемах матери двух прекрасных дочерей; Мориса, настоящего мечтателя и искателя приключений; Юной Марты, очарованной Генрихом, богатым молодым человеком, перед которым открыт весь мир.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.
Рей и Елена встречаются в Нью-Йорке в трагическое утро. Она дочь рыбака из дельты Дуная, он неудачливый артист, который все еще надеется на успех. Она привозит пепел своей матери в Америку, он хочет достичь высот, на которые взбирался его дед. Две таинственные души соединяются, когда они доверяют друг другу рассказ о своем прошлом. Истории о двух семьях проведут читателя в волшебный мир Нью-Йорка с конца 1890-х через румынские болота середины XX века к настоящему. «Человек, который приносит счастье» — это полный трагедии и комедии роман, рисующий картину страшного и удивительного XX столетия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Миф о Сизифе» — философское эссе, в котором автор представляет бессмысленный и бесконечный труд Сизифа как метафору современного общества. Зачем мы работаем каждый день? Кому это нужно? Ежедневный поход на службу — такая же по существу абсурдная работа, как и постоянная попытка поднять камень на гору, с которой он все равно скатится вниз.
«Волшебная гора» – туберкулезный санаторий в Швейцарских Альпах. Его обитатели вынуждены находиться здесь годами, общаясь с внешним миром лишь редкими письмами и телеграммами. Здесь время течет незаметно, жизнь и смерть утрачивают смысл, а мельчайшие нюансы человеческих отношений, напротив, приобретают болезненную остроту и значимость. Любовь, веселье, дружба, вражда, ревность для обитателей санатория словно отмечены тенью небытия… Эта история имеет множество возможных прочтений – мощнейшее философское исследование жизненных основ, тонкий психологический анализ разных типов человеческого характера, отношений, погружение в историю культуры, религии и в историю вообще – Манн изобразил общество в канун Первой мировой войны.
Книга-явление. Книга-головоломка. Книга-лабиринт. Роман, который заставляет читателя погрузиться в почти мистический мир Барселоны и перемещает его в совершенно иную систему координат. Читателю предстоит вместе с главным героем встретить зловещих незнакомцев, понять и полюбить прекрасных и загадочных женщин, бродить по мрачным лабиринтам прошлого, и главное – раскрыть тайну книги, которая непостижимым образом изменяет жизнь тех, кто к ней прикасается.
Два полных авторских сборника – «Приключения Шерлока Холмса» и «Возвращение Шерлока Холмса». Здесь будут жених, опасающийся мести бывшей возлюбленной, и невеста, брошенная в день венчания; загадочные апельсиновые зернышки и тайный код пляшущих человечков, смертоносный китобойный гарпун и рождественский гусь с сюрпризом… Но главное – главное, что здесь будет, – это удивительная атмосфера старой доброй Англии со всеми ее красками, запахами и звуками. И даже если вы знаете наизусть все истории о знаменитом дуэте, вы все равно не сможете отказать себе в удовольствии в который раз открыть книгу, а вместе с ней – и знакомую дверь на Бейкер-стрит, 221-b.