Апокалипсис - [3]

Мы летели вперед. Под нами лежала деревня. Блеял перепуганный скот. Конь ржал в горящей конюшне, не в силах вырваться, погибая в одиночестве, не надеясь на спасение. Люди уже не пытались что-то сделать, они собрались у молельни, стояли на коленях и молились, покорно отдаваясь Судьбе.

Деревня за деревней. Одна и та же картина. Отчаяние и покорность судьбе. Вереницы повозок, доверху нагруженных скарбом, грязные, несчастные, потерянные люди, бредущие с низко опущенными головами неизвестно куда. Мародеры, грабящие брошенные дома. Стаи взбесившихся собак, рвущие останки своих хозяев. Беженцы, молящие о глотке воды у захлопывающихся перед ними ворот…

Вот одинокий замок. У стен собрались еще недавно штурмовавшие неприступную крепость воины. Ворота распахиваются. Из них выбегает полуодетая девушка, ее тут же подхватывают закованные в сталь доспеха руки. Перед смертью хоть немного удовольствия, хотя бы напоследок познать мужскую ласку, хоть это и ласка ненавистного жениха…

Мои глаза слезились от дыма. Сердце билось, словно барабан шамана, мерно и гулко. Кровь отзывалась на эти удары пульсацией в висках. Я видела, как она текла по моим венам, как пузырилась, напоминая те потоки, что неслись под нами, стекая вниз, вниз, сливаясь в реки, в моря и океаны крови. Я зажмурилась и помотала головой, отгоняя видение. Нет никаких рек крови, нет и быть не может. Но как же реалистична эта картина!

Внизу сражаются двое. Удар, ответный выпад, блок, прыжок назад, разворот. Обманное движение зажатым в потной руке кинжалом, и вот противник ранен. Острый клинок легко входит сквозь звенья кольчуги, слишком легко. Но рана не смертельна, а противник слишком силен, чтобы обратить внимание на такую «царапину», и он бросается с ответным ударом — высверк стали, замах, и рука, держащая кинжал, отсечена. Оба падают на колени. Отсекший противнику руку стаскивает с обессилевшего от боли врага шлем и тут же срывает с себя ремень, затягивая культю, чтобы боец не умер от потери крови, хлынувшей из перебитой артерии. Победитель обнимает раненого и баюкает в своих объятиях. Это не противник. Это его любимая, его воинственная возлюбленная, которая подняла меч на вождя своего клана, чтобы в бою забрать власть. Но все бессмысленно — все, за что она боролась… Мир, который они оба знали, обречен, и неважно, у кого теперь власть, эта уже никому не нужная власть…

Воин шепчет слова прощения, любви и… прощания. Женщина вторит ему.

По моим щекам текут слезы.

Под нами город. Огромный. Я вижу закопченные от пожарищ купола церквей. Колокольный звон — набат. Кого и куда он зовет? В самом центре города перед ратушей собрались люди. Их осталось мало, всего несколько десятков. Они стоят и смотрят на двери, которые вдруг распахиваются, и из них выходит простоволосая женщина в богатых одеяниях. Она поднимает руки кверху и возносит молитву, люди повторяют ее вслед за ней. Из-за здания ратуши начинают выезжать телеги, на них лежат укутанные в белую ткань тела. Это жители города, погибшие в эпидемию, те, кто умер совсем недавно. Тела их еще не успели сжечь, погребальным костром им станет гибнущий город…

Дракон нес нас вперед. Я уже ничего не воспринимала. Боль и отчаяние слились в моей душе в маленький личный ад.

Что-то заставило меня вздрогнуть. Я внезапно снова осознала, кто я и где нахожусь. И тут я поняла, почему чувствовала каждую гибнущую душу. Смерть был здесь, и он знал, что и я в этом мире. Как только я ступила на землю этого мира, моя связь с супругом дала о себе знать. Мы оба чувствовали все и всех, ведь у нас была одна душа на двоих. Я ощутила восторг Смерти. Упоение. Он пил энергию гибнущего мира, сила его росла с каждой улетающей в небытие душой, с каждым криком боли, с каждым отчаянным призывом, с каждой смертельной раной, с каждой каплей крови и с каждой слезинкой, оброненной на поверхность планеты.

Дракон сделал круг и приземлился на вершине огромного холма. Я сползла на землю со спины зверя и упала бы, если б Хобо меня не подхватил: ноги меня не держали. Меня колотило в ознобе так, будто я провела долгие часы в ледяном погребе, да еще абсолютно голой. Из последних сил я выпрямилась и открыла глаза, которые почти весь наш полет держала закрытыми. И тут я увидела ИХ, всех четверых: они стояли на вершине соседнего холма, по всей вероятности, только что прибыв. Кони били копытами, все еще горячась после бешеной скачки. Война спешился и, вытерев тряпицей оба своих меча, убрал их в ножны. Мне не надо было даже присматриваться, чтобы понять — клинки были обагрены кровью. Он хлопнул своего огненного жеребца по крупу, и тот, заржав, поскакал вниз с холма, прямо в дым и в огонь. Хозяин отправил Флейма попастись? Я снова зажмурилась: чем мог питаться этот конь, мне знать не хотелось. Вечно сдержанный и молчаливый Голод улыбался краешком губ. И что это была за улыбка! Я инстинктивно вжала голову в плечи. Мор смотрел вдаль. Глаза его были темны и бездонны.

Я боялась взглянуть на супруга, который тоже не спешил покинуть седло. Я почувствовала на себе его взгляд, и мне стало очень не по себе. Я надеялась отсрочить нашу встречу на как можно большее время. Но не тут-то было! И мгновения не прошло, как Смерть оказался перед нами. Хобо упал на колени.