Анжелика и её любовь - [159]

— Так значит, — настаивал Кантор, — теперь вы нас больше никогда не покинете?

Анжелика притворно рассердилась.

— По-моему, милые дети, вы перепутали наши роли. Разве не вы сами бросили меня и уехали без оглядки, не подумав о том, сколько слез я пролила из-за вас?

Они взглянули на нее с невинным удивлением.

— Да, сколько слез, — повторила Анжелика. Когда мне рассказали, что ты, Кантор, утонул в Средиземном море вместе с людьми господина де Вивонна, горе мое было безутешным.

— И вы много плакали? — спросил он с восторгом.

— Я тяжело заболела… Долгое время я всюду искала тебя, мой мальчик. Часто мне слышались звуки твоей гитары…

От скованности Кантора не осталось и следа, и он вдруг стал очень похожим на того мальчишку, каким он был в особняке Ботрей.

— Если бы я знал все это, — сказал он с сожалением, — я бы написал вам письмо и сообщил, что живу с отцом. Но мне это не пришло в голову. Хотя в то время я и писать-то не умел…

— Кантор, милый, все это в прошлом. Теперь мы снова вместе. Теперь все хорошо. Просто прекрасно.

— А вы останетесь с нами и будете заботиться о нас? Вы больше не будете заботиться о других, как раньше?

— О чем ты?

— Мы поспорили с этим мальчишкой… Не помнишь, как его зовут, Флоримон? Ах да, Мартиал Берн. Так вот, он уверял, что знает вас лучше, чем мы. Будто вы долго жили у них и были им матерью. Только это все не правда. Ведь он вам чужой. Вы не имеете права любить его так же, как нас. Мы-то ваши сыновья.

Их мстительный вид позабавил Анжелику.

— Неужто мне суждено вечно жить среди ревнивых мужчин, которые ничего не могут мне простить? — сказала она, ущипнув Кантора за подбородок. — И как только я буду жить под таким присмотром? Меня это несколько беспокоит. Но что поделаешь, видно, придется смириться.

Мальчики весело рассмеялись.

Тайна любви уже начинала тревожить их юные души, и Анжелика казалась им самой прекрасной из женщин, самой чарующей и привлекательной. Их сердца наполнялись гордостью и восторгом при мысли, что эта женщина — их мать. Только их…

— Ты наша, — сказал Кантор, прижимая ее к себе.

Она окинула их нежным взглядом и прошептала:

— Да, я ваша, родные мои…

— А как же я? — спросила Онорина, стоя перед ними и не сводя с них глаз.

— Ты? Да я уже давно твоя. Ты меня обратила в рабство, плутовка.

Это выражение так понравилось Онорине, что она принялась хохотать и прыгать от радости. Ее непоседливость стала еще заметнее теперь, когда все тревоги остались позади.

Плюхнувшись животом на песок, она уткнулась подбородком в ладошки и спросила:

— А какой сюрприз будет завтра?

— Завтра? Ты думаешь, теперь каждый день будут сюрпризы? Теперь у тебя есть отец, братья… Что тебе еще надо?

— Не знаю…

И сразу же предложила с таким видом, как будто ее осенила блестящая мысль:

— Может, немножко поиграем в войну?

Это звучало так, как если бы она попросила кусок пирога. Они рассмеялись.

— Какая смешная девчонка! — воскликнул Флоримон. — Я рад, что она мне сестра.

— Матушка, хотите, я спою? — предложил Кантор. Анжелика любовалась обращенными к ней лицами детей.

Красивые и здоровые, они радовались жизни, которую она им дала. Сердце ее затрепетало светлым благостным чувством.

— Спой, сынок, — сказала она, — это самый подходящий момент. По-моему, сейчас можно только петь.

Глава 12

Они отправились в дорогу в последнюю неделю октября. Кроме слуг-индейцев и испанских солдат к ним присоединились несколько моряков и лесных охотников. Следом ехали три повозки с припасами, инструментами, мехами и оружием.

Жоффрей де Пейрак и Никола Перро возглавили колонну, и она двинулась с места, покидая окрестности форта Голдсборо. Они сделали привал в лагере Шамплена, затем направились в сторону леса. За одну ночь наступила осень. Среди золотистых листьев выделялись ярко-красные кроны буков и кленов.

На этом пылающем фоне, будто на драгоценном ковре, разворачивалась процессия воинов в вороненых доспехах, индейцев в уборах из перьев, вооруженных мушкетами бородачей на белых и гнедых лошадях.

Веселый паж пощипывал струны гитары и распевал песни под топот копыт, приглушенный зеленым мхом на тропе.

Онорина ехала на лошади своего любимца Флоримона.

Когда был перейден первый брод, Анжелика получила приглашение присоединиться к мужу, ехавшему во главе колонны.

— Хочу, чтобы вы были рядом, — сказал он.

Обрамленное черным капюшоном лицо Анжелики с зелеными глазами и бледно-золотыми волосами, залитыми волшебным светом, проникавшим сквозь листву, было исполнено таинственной красоты. Она всегда принадлежала лесу. Теперь он вновь овладевал ею.

«Словно я вернулась в Ньельский лес… Только здесь все гораздо крупнее и ярче», — подумала Анжелика.

Он галопом поскакал к холму. Анжелика последовала за ним.

— Отсюда, сверху, еще можно увидеть море. Дальше его не будет видно.

По сравнению с бескрайней золотистой гладью, ограниченной лишь легкой дымкой тумана, отмель казалась тонким полумесяцем, розовым на фоне темно-синего моря.

Чуть дальше виднелся едва различимый среди сплошной листвы лагерь Шамплена, крохотная точка на фоне роскошной природы, затерянная между двумя огромными пустынями: морем и лесом.