Анжелика и её любовь - [141]

По сравнению со своей маленькой дочкой Анжелика казалась слабой и беззащитной. Ее красота уже не была опасной, а только пленительной, и он понял, что именно Онорина сделала из нее ту, другую женщину, которую ему так трудно было узнать.

Какая же она милая… Глядя на нее, он впервые подумал, что такие вот простые жесты очень для нее естественны. Ему вспомнилось, что она выросла в той почти крестьянской бедности, которая стала уделом многих провинциальных дворянских семей. «Маленькая дикарка», — шептали в Тулузе, когда ее привезли туда и он представлял ее обществу как свою жену. И она сохранила эту способность — жить просто и довольствоваться немногим. Сейчас она поливает чистой родниковой водой маленькое тельце своей дочери — и уже этим счастлива.

Разве он предпочел бы видеть ее иной — озлобленной, ожесточенной крушением всей своей жизни, которая из первой дамы Версаля превратила ее в нищую и, лишив всего, принесла к берегам полудикой страны? А ее красота — разве устояла бы она под натиском разочарования и злобы? Ненависть могут позволить себе только юные… Да, Анжелике есть на что пожаловаться, и все-таки жизнь не утратила для нее своей прелести. Узы, соединяющие этих двоих: мать и дочь — прекрасны, и никто — ни он, ни кто-либо еще — не сможет их порвать. Некоторые народы Востока верят в перевоплощение душ. Кто вы, мадемуазель Онорина? Откуда вы к нам пришли? Куда направляетесь?

Девочка повернула голову к окну, и он увидел, что она улыбается.

Жоффрей де Пейрак обошел кругом бревенчатую хижину и постучал в дверь.

Анжелика вымыла голову и себе, и Онорине, и всем детям, которые попались ей под руку. Она бы и двадцать раз сходила с ведрами к роднику, не жалуясь на усталость, так неистощима была ее радость — вода, свежая пресная вода! Ее так много и она такая вкусная!

Тельце Онорины стало шершавым от морской соли, кожа побледнела и из-под нее выпирали все кости, а ведь прежде малышка была такая крепкая и пухленькая.

— О, Господи, — вздохнула госпожа Каррер, — еще немного, и они бы все поумирали у нас на руках!

Но все дети добрались до Земли обетованной целыми и невредимыми.

Вместе с Анжеликой и Онориной в домике Кроули, самом благоустроенном, разместились также госпожа Каррер со своими младшими отпрысками, вдова булочника с двумя маленькими сыновьями и трое детей Берна.

— Черный человек пришел! — сказала Онорина. И с сияющей улыбкой добавила:

— Он мне очень нравится.

Анжелика не сразу сообразила, о каком черном человеке идет речь.

Увидев мужа, она смешалась. Ее смущение стало еще больше, когда он, поклонившись дамам, подошел к ней и негромко сказал:

— Я искал вас, сударыня…

— Меня?

— Да, вас, как это ни странно. Пока вы были у меня на корабле, я по крайней мере всегда знал, где вас искать, но теперь, когда в вашем распоряжении целый континент, задача становится труднее.

Она засмеялась, но взгляд ее оставался грустным.

— Верно ли я поняла — вы хотите, чтобы я жила рядом с вами?

— А вы в этом сомневаетесь? Разве я вам не говорил?

Анжелика отвернулась. Она подняла Онорину из лохани и завернула в одеяло.

— Я занимаю в вашей жизни такое незначительное место, — сказала она вполголоса. — Я значу для вас совсем мало, и так было всегда. Я ничего о вас не знаю: ни о прошлой вашей жизни, ни о нынешней. Вы столь многое от меня скрываете… Вы же не станете это отрицать?

— Не стану. Я всегда был немножко мистификатором. Но ведь и вы платите мне тем же. К счастью, великий сашем заверил меня, что вы самое светлое и ясное существо на свете. Правда, я все же задаю себе вопрос: уж не попался ли он со всей своей проницательностью в сети ваших чар, как до него многие другие… Кстати, что вы о нем думаете?

Анжелика отнесла Онорину на кровать, которую та делила с Лорье. Потом подоткнула одеяло и дала дочери ее шкатулку с «сокровищами». Вечные жесты, одинаковые во все времена…

— О великом сашеме? Выглядит он внушительно и грозно. И, однако, сама не знаю почему, мне его жаль.

— Вы очень проницательны.

— Монсеньор, — спросил Мартиал, — верно ли, что все леса вокруг — ваши?

— По договору с Массавой я имею право распоряжаться тем, что не принадлежит живущим здесь индейцам. У них есть небольшие деревни, вокруг деревень — поля, а вся остальная земля абсолютно девственна, и никто не знает, что лежит в ее недрах. Там может быть и золото, и серебро, и медь.

— Так вы богаче короля?

— Что такое богатство, дети? Если быть богатым — значит, владеть землями, обширными, как целое королевство, — что же, тогда я богат. Но у меня больше нет ни мраморного дворца, ни золотой посуды. Только несколько лошадей. А когда я отправлюсь в глубь страны, у меня не будет иной крыши над головой, кроме звездного неба и листвы деревьев.

— Значит, вы уезжаете? — перебила его Анжелика. — Куда? Зачем? Меня это, конечно же, не касается?.. Я не имею права что-либо знать ни о ваших планах, ни даже о том, намерены ли вы взять с собой меня.

— Замолчите, — сказал Жоффрей де Пейрак (он был в восторге от ее негодования). — Вы шокируете остальных дам.

— А мне все равно. Да и нет ничего шокирующего в том, что жена хочет последовать за своим мужем. Ибо я ваша жена и отныне буду кричать об этом везде. Хватит с меня этой выдуманной вами комедии. Если вы не возьмете меня с собой, я соберу свое собственное войско. И последую за вами. Я привыкла жить в лесу, под открытым небом. Посмотрите на мои руки. Их уже давно не украшают золотые кольца, зато они умеют печь хлеб в золе и обращаться с мушкетом.