– Вы, должно быть, огорчены несчастьем вашего сына? – И добавил: – Разумеется, я попытаюсь помочь…
– Оставьте, Ваше Величество! – Смело прервала Анжелика. – Сейчас, когда я с вами, я не могу и не хочу думать ни о чем, кроме вас!..
Его Величество удалился за ширмы, где находились умывальные принадлежности и судно. Анжелика, чувствуя неожиданный прилив озорства, вернулась в салон и опустилась в мягкое штофное кресло. Внизу, под нижней юбкой и пышным платьем было влажно и липко, это возбуждало. Она слегка ерзала в кресле, ощущая мягкий шелк нижней юбки. Она ярко представила себе эту свою юбку, розовый цвет юбки… Сторожко оглянулась по сторонам, украдкой запустила под платье гибкую руку… Сильный указательный палец мягко вошел вовнутрь женского места. Анжелика двигала пальцем – вперед – назад, вперед – назад…
На лице ее играла озорная улыбка полузабытья… Но даже пристальные наблюдательницы и наблюдатели, а такие имелись в комнате, не могли бы определить, что же это делает герцогиня де Монбаррей!..
С этого вечера связь Анжелики с Его Величеством возобновилась. Мадам де Ментенон, казалось, была искренне обрадована. Однажды подруги беседовали наедине, пристроившись на своем любимом канапе. Франсуаза сказала:
– Милая Анжелика! Ты вправе полагать меня коварной, но ты отнюдь не права. Разве ты можешь назвать меня интриганкой?
Анжелика отрицательно повела пышноволосой готовой. Франсуаза продолжала:
– Разве это я устроила так, чтобы Онорина случайно увидела Андре Рубо? Разве это я принудила Андре Рубо совершать убийство за убийством? И поверь, я не внушала Его Величеству стремление уклониться от близости с тобой!..
– Я и не подозреваю тебя, – отвечала Анжелика. – Мне довольно известен характер Его Величества. Король-Солнце опаслив и не склонен прямо выражать неприязнь к кому бы то ни было! Но на его месте человек, который вел бы себя иначе, являлся бы просто-напросто глупцом! Кто управляет моей жизнью? Кто строит козни? Я скажу тебе. Их двое. Он и она. Их имена: Случай и Судьба!.. Но теперь меня волнует нечто весьма важное для моей жизни, а именно: ищут ли Андре Рубо?
Поиски этого молодца волнуют не одну тебя! Господин Пьер, одержимый своим московитским темпераментом, буквально сходит с ума! Его спутники, московитские аристократы, трепещут от страха, потому что он заставляет их молчать целыми днями, мало есть и пить; а если замечает, что кто-то из них опрокинул в глотку лишний стакан вина, бьет виновного треххвостой плетью!..
– Я не наделена столь бурным темпераментом, – заметила Анжелика, – но и я томлюсь в нетерпении. Мой сын в тюрьме. Я не знаю, что теперь будет с моей дочерью!..
– Ты говоришь о темпераменте, – серьезно начала Франсуаза, – а что ты делала на последнем чтении в моем салоне? Я поняла все!..
– Боже!.. – Анжелика смутилась.
– Нет, нет, не красней, милая! Я даже благодарна тебе. Я люблю беседовать с государем, обожаю запах, истинный аромат нежной кожи Его Величества, люблю целовать и обнимать его, но … Мне тяжело переносить собственно соитие, соитие не доставляет мне наслаждения, одну лишь телесную боль. И это очень хорошо, что наши обязанности и стремления в отношении короля настолько различны! Я целую его и беседую с ним, ты – соединяешься с ним плотски…
Подруги схватились за руки, будто маленькие девочки, и весело засмеялись. Затем обнялись и принялись целоваться, тычась губами в щеки. Франсуаза любила подобные забавы. Анжелика знала, что ее подруге неприятны лишь грубые прикосновения, вхождения – будь то пальцем или членом – в нежное женское место…
С Его Величеством Анжелика решительно не желала говорить о заточении своего сына. Король уже несколько раз пытался сам заговорить с ней об этом, но она ласково прерывала его. Но однажды она поняла, что если снова прервет речь Его Величества, Людовик воспримет это как оскорбление! Поэтому она лишь наклонила низко голову и замерла.
– Вам отнюдь не все известно, Анжелика! – говорил Его Величество. – Я назначил награду за поимку этого мерзавца Андре Рубо. Но я обязан предупредить вас: даже когда истинный убийца испанского посла будет пойман, вызволить молодого графа Кантора из заточения будет трудно. И все же я обещаю вам, что ваш сын будет на свободе!
Анжелика смиренно поцеловала руку Его Величества.
На другой день она беседовала с Франсуазой об Онорине. Обе женщины решили, что для девушки лучше всего будет принять постриг, сделаться монахиней.
– Мне тяжело об этом думать, – говорила Анжелика, – я мечтала видеть любимую дочь счастливой супругой и матерью, супругой богатого и знатного, любящего ее мужчины, но теперь я понимаю, что я всего лишь предавалась безудержным иллюзиям. Да, Онорину нужно заключить в монастырь, для ее же блага!..
– Ты не во всем права, Анжелика! Монастырь – отнюдь не тюрьма! Онорина не глупа. Опытные монахини сделают так, что ее разум начнет трудиться. Молитвы, чтение теологических серьезных книг – все это отвлечет ее, смирит ее буйную кровь…
Анжелика соглашалась, затем вынуждена была признаться, что вот уже несколько дней не входила к дочери:
– Франсуаза! Я не могу видеть ее глаза!..