— Ой же какая проблема, ну хоть так, — весело сымпровизировал я, — завтра ты меня вызываешь к себе… неважно зачем, обсудить наглядную агитацию к юбилею например… и просишь прийти с родителями, ну то есть с родителем, райком типа хочет познакомиться с семьей молодого реформатора. А во время беседы мне неожиданно звонят, что-то там случилось у нас допустим, это я тоже организую, я исчезаю, а вы продолжаете беседу. Как-то так вот…
— Ну не знаю, не знаю… надо подумать, — протянул Игоревич.
— Думай, как надумаешь, дай знать… кстати давно все хотел спросить, имя у тебя такое оригинальное, Станислав, и фамилия тоже — не из поляков будешь?
— Угадал — наполовину, отец поляк, мать украинка.
— Может ты и родился где-то в тех же местах, что и я? Не в Ковеле?
— Рядом, Ровненская область… я ведь под Волынскую резню попал, — со вздохом продолжил он, — слышал про такое?
— Откуда, Игоревич, расскажи…
— В 43 году вы, украинцы (я русский, просто родился там — сразу возразил я), ну ладно, просто украинцы, добрые и отзывчивые, резали тогда нас, поляков, как кур.
— А за что?
— За то, что поляки. Мне повезло, мать посадила меня с младшим братом на телегу и свезла в глухой лес, там у нас какой-то родственник лесником работал, а вот нашу деревню почти всю вырезали.
— Ну дела… — только и нашелся, что ответить, я. — А кстати, что мы все о нас, да о нас — у тебя-то как жизнь, как работа, здоровье?
— На здоровье не обижаюсь, спасибо, а на работе обычная текучка… да, Конституцию же скоро новую примут, вот немного больше дел в связи с ней.
— Дадада, — вспомнил я, что хотел сказать, — насчет Конституции… там же ведь новый праздничный день объявят, я слышал.
— Ну наверно объявят.
— Это я к тому, что у нас же музыкальный коллектив можно сказать простаивает без дела, мы же там штук 5 новых песен разучили, а тут такой повод… может мы концерт устроим в этот день, а? Зашел бы, послушал наши песенки-то, а? Или прислал бы кого-нибудь ответственного.
— Ладно, порешаем этот вопрос. Что за песни-то?
— Народные, Игоревич, народные. В моей обработке.
— Ты и песни сочинять умеешь?
— Ну не зря же 5 лет в музыкалку отходил, 5 лет это срок… а как все-таки насчет завтрашней встречи?
— Помнишь, мы с тобой про альтруизм говорили, так теперь твоя очередь — зачем тебе, Сергуня, это надо? Давай колись, только без вранья…
Я вздохнул и начал колоться:
— Понимаешь, Игоревич, я уже вырос и хочу жить один… понимаешь? Мама хороший человек, но вдвоем нам тесно и неудобно…
Игоревич сначала погрозил мне пальцем, а потом довольно сказал:
— Вот теперь верю. Анюту поди свою приводить некуда?
— Ну и это тоже, — легко согласился я.
— Хорошо, действуем по твоему хитрому плану… далеко ты пойдешь, Сергуня, очень далеко.
— Есть пойти далеко, — молодцевато ответил я, — разрешите выполнять?
— Кстати, все хотел спросить, откуда у тебя эти словечки военные все время вылетают?
— Так отец же офицер у меня, я хоть и мелкий был, но помню, как к нему однополчане заходили, пили водку и ругались на нерадивых солдат и что вещевое довольствие задерживают. Наверно оттуда.
На этой оптимистической ноте мы и расстались с Игоревичем. Потом я еще скатался на вокзал, заложил в ячейку книжки и отзвонился Евтушенке. И еще потом провожал Анюту через парк, отдал ей купленный в Ворсме крестик, но она опять все больше помалкивала. А потом спать пора было, сочинил только дневное резюме перед засыпанием:
Перед глазами скачут сиськи Инны,
Как апельсины,
Но эта штука у меня длиннее,
Чем у Андрея.
Четыре бетховенских удара
Утром продрал глаза, пошел на кухню поставить чайник, а там значит сидит у своего стола дядя Федор, тоже чай пьет и смотрит одним глазом на улицу. Ну и я заглянул через его плечо — во дворе стоял милицейский УАЗик, а рядом сосредоточенно писали что-то на планшетах целых два милиционера, сержант и лейтенант.
— Чего это они? — спросил я дядю Федора.
— А ты не слышал что ли? Ночью Игорька зарезали.
— Ккакого Игорька? — спросил я, запинаясь.
— У нас что, много Игорьков во дворе? Того самого. Щас вон они свидетелей ищут и схему места преступления зарисовывают.
Ну дела, заскреб я затылок, а ведь поди и припомнят они мне ту драку, когда Игорь чуть руку не сломал. И как в воду глядел — не успел чайник вскипеть, как в нашу дверь раздался звонок. Пошел открывать, чо… за дверью стоял, как и следовало ожидать, милицейский сержант.
— Ты что ли Сергей Сорокалет? — хмуро спросил он у меня.
— Я, а что такое?
— Одевайся, с нами поедешь, — все так же хмуро сказал сержант.
Оделся, с ними спорить бесполезно. Вышли на улицу.
— Ну залезай в машину, — сказал сержант.
— А что, здесь нельзя поговорить?
— Нельзя, поедем в отделение.
Поехали в отделение, вместе со мной в зарешеченном закутке УАЗика сидел еще один смутно знакомый мужик из 5 кажется подъезда. Ехать недалеко было, все на тот же проспект Ильича. Подвели меня к комнате с табличкой "начальник отделения Голубев А.С.", посадили на стул в коридоре, сказали подожди. Сижу, жду…
Через 5 наверно минут заходит походу он самый, Голубев А.С. и сержант с ним, заводят меня в кабинет и начинают значит допрос по полной программе — ФИО, дата рождения, прописка, место учебы. Заполнили они все эти графы и продолжили следующим образом:
