Аня с острова Принца Эдуарда - [22]
И, как это всегда бывает, в тот самый момент, когда все надежды были утрачены, а кондуктор протянул свой ящичек пассажиру, стоявшему рядом со мной, я вдруг помнила, куда положила эту противную монету. Я все-таки не проглотила ее. С кротким видом я выудила ее из указательного пальца моей перчатки и бросила в ящичек кондуктора. Затем я всем улыбнулась и почувствовала, что мир прекрасен".
Прогулка в Приют Эха была отнюдь не наименее приятной в череде приятных каникулярных прогулок. Аня и Диана отправились туда давно знакомым путем через буковые леса, захватив с собой корзинку с завтраком. В домик, который стоял запертым со дня свадьбы мисс Лаванды, на короткое время был открыт доступ солнцу и ветру, и пламя каминов снова засверкало в маленьких комнатках. В воздухе по-прежнему носился аромат, исходивший из коробочки с розовыми лепестками. И трудно было поверить, что в следующую минуту мисс Лаванда не вбежит в комнату легкими, быстрыми шагами, приветствуя гостей и сияя лучистыми карими глазами, и что Шарлотта Четвертая, с голубыми бантами и широкой улыбкой, не всунет голову в дверь. И Пол, казалось, тоже бродит где-то неподалеку, погруженный в свои сказочные фантазии.
— У меня, право же, такое чувство, словно я дух, вновь посещающий ушедшие в прошлое отблески лунного света, — засмеялась Аня. — Давай выйдем и посмотрим, дома ли эхо. Возьми рожок. Он по-прежнему висит за кухонной дверью.
Эхо было на месте, за белой рекой, такое же серебристое и многоголосое, как всегда; и когда оно перестало повторять свой отклик, девочки снова заперли Приют Эха и ушли в те чудесные полчаса, что следуют за розовым и шафранным переливами зимнего заката.
Глава 8
Первое предложение
Однако старый год не пожелал тихо ускользнуть в зеленоватых сумерках после розово-желтого заката. Вместо этого он ушел с бешеным ветром и белой метелью. Была одна из тех ночей, когда штормовой ветер проносится со свистом над замерзшими лугами и темными домиками, стонет под застрехами, словно отчаявшееся существо, и с силой швыряет снег в дрожащие оконные стекла.
— В такие вот ночи люди любят, свернувшись поуютнее под одеялом, мысленно перебирать дарованные им блага, — заметила Аня, обращаясь к Джейн Эндрюс, которая зашла, чтобы провести в Зеленых Мезонинах вечер, и осталась ночевать. Но когда они обе уютно свернулись под одеялами в Аниной маленькой комнатке, на уме у Джейн были совсем не блага, дарованные ей.
— Аня, — сказала она очень торжественно. — Я хочу с тобой поговорить. Можно?
Ане очень хотелось спать, так как накануне она не выспалась, поздно вернувшись домой с вечеринки, которую устроила у себя Руби Джиллис. И конечно, она гораздо охотнее заснула бы, чем выслушивать откровения Джейн, которые, как она была уверена, окажутся скучными. У нее не было ни малейшего представления о том, что ей предстоит услышать. Вероятно, Джейн тоже помолвлена; ходили слухи, что и Руби Джиллис уже помолвлена — со школьным учителем из Спенсерваля, тем самым, по которому якобы сходили с ума все девушки в округе.
«Скоро я останусь единственной невлюбленной девицей из нашей четверки», — подумала Аня сонно, а вслух сказала:
— Конечно, можно.
— Аня, — продолжила Джейн еще более торжественно, — что ты думаешь о моем брате Билли?
Аня открыла рот, услышав этот неожиданный вопрос, и беспомощно увязла в собственных мыслях. Господи помилуй, что же она думает о Билли Эндрюсе? Она никогда ничего о нем не думала — круглолицый, глуповатый, вечно улыбающийся, добродушный Билли Эндрюс. Да разве кто-нибудь думает о Билли Эндрюсе?
— Я… я не помнимаю, Джейн, — запинаясь, произнесла она. — Что ты имеешь в виду… конкретно?
— Тебе нравится Билли? — спросила Джейн напрямик.
— Ну… ну… да, нравится, конечно, — пробормотала Аня, пытаясь сообразить, говорит ли она при этом сущую правду Разумеется, она не могла сказать, что Билли вызывает у нее неприязнь. Но могла ли равнодушная терпимость, с какой она относилась к Билли, когда тому случалось попасть в ее поле зрения, считаться симпатией? Что именно пытается выяснить у нее Джейн?
— А в качестве мужа он бы тебе понравился? — спросила Джейн спокойно.
— Мужа! — Аня, перед этим севшая в постели, чтобы лучше разобраться в том, что именно она думает о Билли Эндрюсе, плашмя упала на подушки, почти задохнувшись от изумления. — Чьего мужа?
— Твоего, разумеется, — ответила Джейн. — Билли хочет на тебе жениться. Он всегда сходил по тебе с ума, а теперь, когда отец переводит на его имя нашу верхнюю ферму, ничто не мешает ему жениться. Но он такой робкий, что не мог сделать тебе предложение сам, и попросил меня сделать это за него. Я сначала не хотела, но он не отстал от меня, пока я не пообещала поговорить с тобой, когда представится случай. Так что же ты об этом думаешь, Аня?
Не сон ли это был? Не один ли из тех ночных кошмаров, в которых вы обнаруживаете, что помолвлены или даже вышли замуж за человека, которого терпеть не можете или совсем не знаете, и понятия не имеете, как это случилось? Нет, она, Аня Ширли, лежит здесь, совершенно проснувшаяся, в своей собственной постели, а Джейн Эндрюс находится рядом и спокойно делает ей предложение от имени своего брата Билли. Аня не могла понять, хочется ли ей содрогнуться или рассмеяться, но решила, что не имеет права сделать ни то, ни другое, так как это могло бы ранить чувства Джейн.
«Энн из Зелёных Крыш» – один из самых известных романов канадской писательницы Люси Монтгомери (англ. Lucy Montgomery, 1874-1942). *** Марилла и Мэтью Касберт из Грингейбла, что на острове Принца Эдуарда, решают усыновить мальчика из приюта. Но по непредвиденному стечению обстоятельств к ним попадает девочка Энн Ширли. Другими выдающимися произведениями Л. Монтгомери являются «История девочки», «Золотая дорога», «Энн с острова Принца Эдуарда», «Энн и Дом Мечты» и «Эмили из Молодого месяца». Люси Монтгомери опубликовала более ста рассказов в газетах «Кроникл» и «Эхо», прежде чем вернулась к своему давнему замыслу, книге о рыжеволосой девочке и ее друзьях.
Героине романа Валенси Стирлинг 29 лет, она не замужем, никогда не была влюблена и не получала брачного предложения. Проводя свою жизнь в тени властной матери и назойливых родственников, она находит единственное утешение в «запретных» книгах Джона Фостера и мечтах о Голубом замке, где все ее желания сбудутся и она сможет быть сама собой. Получив шокирующее известие от доктора, Валенси восстает против правил семьи и обретает удивительный новый мир, полный любви и приключений, мир, далеко превосходящий ее мечты.
Канада начала XX века… Позади студенческие годы, и «Аня с острова Принца Эдуарда» становится «Аней из Шумящих Тополей», директрисой средней школы в маленьком городке. С тех пор как ее руку украшает скромное «колечко невесты», она очень интересуется сердечными делами других люден и радуется тому, что так много счастья на свете. И снова поворот на дороге, а за ним — свадьба и свой «Дом Мечты». Всем грустно, что она уезжает. Но разве не было бы ужасно знать, что их радует ее отъезд или что им не будет чуточку не хватать ее, когда она уедет?
Во втором романе мы снова встречаемся с Энн, ей уже шестнадцать. Это очаровательная девушка с сияющими серыми глазами, но рыжие волосы по-прежнему доставляют ей массу неприятностей. Вскоре она становится школьной учительницей, а в Грингейбле появляются еще двое ребятишек из приюта.
Канада начала XX века… На берегу красивейшей гавани острова Принца Эдуарда стоит старый домик с очень романтичной историей. Он становится «Домом Мечты» — исполнением сокровенных желаний счастливой двадцатипятилетней новобрачной. Жизнь с избранником сердца — счастливая жизнь, хотя ни один дом — будь то дворец или маленький «Дом Мечты» — не может наглухо закрыться от горя. Радость и страдание, рождение и смерть делают стены маленького домика священными для Ани.
За три поколения семьи Дарк и Пенхаллоу переженились между собой, что не уменьшило, однако, их нелады и размолвки. Теперь престарелая эксцентричная глава клана тетя Бекки огласила свое завещание относительно имущества, важную часть которого составляла фамильная реликвия — легендарный кувшин Дарков. Для будущего его владельца она придумала несколько условий, но так и не сообщила, кто же под них подходит, кому именно она завещает кувшин. В ближайшие двенадцать месяцев клан постигли большие семейные перемены: кто-то порвал помолвку, кто-то помирился, кто-то поссорился, кто-то вернулся к своим старым связям — и все это так или иначе было связано с наследием тети Бекки.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Впервые переведенная на русский язык книга известной канадской писательницы Люси Мод Монтгомери (1877–1942), открывающая новую серию романов, повествует о судьбе рыжеволосой героини, которую Марк Твен назвал "самым трогательным и очаровательным ребенком художественной литературы со времен бессмертной Алисы".
По соседству с Блайтами поселилось семейство овдовевшего священника. Отец живет в мире Бога и фантазий, а изобретательные и непоседливые отпрыски предоставлены сами себе. Толком не зная, что можно, а чего нельзя, они постоянно влипают в истории. И все же трудно представить себе более любящую и заботливую семью.
Канада начала XX века… Инглсайд — большой, удобный, уютный, всегда веселый дом — самый замечательный дом в мире, по мнению его хозяйки, счастливой матери шестерых детей. Приятно вспомнить прошлое и на неделю снова стать «Аней из Зеленых Мезонинов», но в сто раз лучше вернуться домой и быть «Аней из Инглсайда». Она стала старше, но она все та же — неотразимая, непредсказуемая, полная внутреннего огня, пленяющая своим легким юмором и нежным смехом. Жизнь — это радость и боль, надежды, страхи и перемены — неизбежные перемены.