Аня и Долина Радуг - [46]

не были отданы на милость людей, которые злятся без всякой причины и обзывают вас мерзавцами. Вдали, за пределами Глена, среди уснувших полей, горел другой огонек. Фейт знала, что он горит в доме Нормана Дугласа. Он славился тем, что просиживал ночи напролет за чтением. Мэри сказала, что если бы только удалось уговорить его вернуться в церковь, то все было бы хорошо. А почему бы ему не вернуться? Фейт сидела и пристально смотрела на большую низко висящую звезду над высокой островерхой елью у ворот методистской церкви, когда неожиданно ей в голову пришла замечательная мысль. Она знает, что надо сделать! И она, Фейт Мередит, сделает это! Она все исправит! Со вздохом удовлетворения она отвернулась от пустынного темного мира и уютно свернулась под одеялом рядом с Уной.

ГЛАВА 16 Зуб за зуб

Для Фейт принять решение означало немедленно начать действовать. Она не стала откладывать осуществление задуманного. На следующий день, вернувшись из школы, она тут же вышла из дома и направилась в Глен. Возле почты к ней присоединился Уолтер Блайт.

— Я иду к миссис Эллиот с поручением от мамы, — сказал он. — А ты куда, Фейт?

— По церковным делам, — ответила Фейт с важностью.

Она ничего не добавила к этому, и Уолтер почувствовал себя немного обиженным. Несколько минут они шли в молчании. Вечер был теплым и ветреным, в воздухе стоял сладкий запах сосновой смолы. За песчаными дюнами лежало сероватое море, нежное и красивое. Ручей нес по течению флотилию золотых и красных листьев, похожих на сказочные ладьи. На окрашенном в красивые красновато-коричневые тона гречишном жнивье мистера Джеймса Риза заседал вороний парламент, где были в самом разгаре серьезные дебаты по вопросам благоденствия и процветания вороньего государства. Фейт безжалостно прервала заседание этого собрания, взобравшись на изгородь и швырнув в его сторону сломанную жердь. В тот же миг все вокруг заполнилось хлопающими черными крыльями и огласилось негодующим карканьем.

— Зачем ты это сделала? — спросил Уолтер с упреком. — Им было так хорошо.

— Терпеть не могу ворон, — отозвалась Фейт беспечно. — Они такие черные и хитрые; я так и чувствую, что они ханжи. Знаешь, они крадут яйца из гнездышек маленьких птичек. Я сама видела, как одна ворона проделала это прямо перед нашим домом прошлой весной. Ты такой бледный сегодня, Уолтер. Почему? Опять болел зуб вчера вечером?

Уолтер вздрогнул.

— Да… ужасно болел. Я не мог заснуть… я просто расхаживал по комнате и воображал, что я древний христианский мученик, которого пытают по приказу Нерона. Сначала это очень помогало… но потом боль стала такой сильной, что я уже ничего не мог воображать.

— Ты плакал? — спросила Фейт с тревогой.

— Нет… но я лег на пол и стонал, — признался Уолтер. — Тогда девочки вошли ко мне, и Нэн дала мне кайенского перца, чтобы положить на зуб… но стало только хуже… Потом Ди заставила меня подержать во рту холодную воду… этого я не мог вынести, и тогда они позвали Сюзан. А Сюзан сказала — поделом мне за то, что сидел вчера допоздна на холодном чердаке и писал «всякую поэтическую чепуху». Но все-таки она развела в кухне огонь и приготовила для меня бутылку с горячей водой, чтобы я приложил ее к щеке. Это очень помогло. Как только я почувствовал себя лучше, я сказал Сюзан, что моя поэзия не чепуха и что не ей об этом судить. А она возблагодарила небеса за то, что не ей судить, и за то, что она не знает ничего о поэзии, которая на самом-то деле сплошное вранье. Ты-то ведь знаешь, Фейт, что это не так. Это одна из причин, почему мне нравится писать стихи: с их помощью можно сказать много такого, что является истинной правдой, но не было бы правдой в прозе. Я попытался объяснить это Сюзан, но она велела мне не болтать и поскорее засыпать, пока вода не остыла, а иначе она даст мне возможность проверить, лечит ли стихоплетство зубную боль, и очень надеется, что это послужит мне уроком.

— Почему ты не поедешь к дантисту в Лоубридж и не вырвешь этот зуб?

Уолтер снова содрогнулся.

— Они хотели, чтобы я это сделал… но я не могу. Это было бы ужасно больно.

— Боишься небольшой боли? — спросила Фейт презрительно.

Уолтер вспыхнул.

— Это была бы большая боль. А я не выношу боли. Папа сказал, что не будет настаивать, чтобы я шел к дантисту… он подождет, пока я сам не приму решение пойти.

— Если у дантиста тебе и было бы больно, так зато все на этом кончилось бы, — попыталась переубедить его Фейт. — А так у тебя это уже пятый приступ зубной боли. Если бы ты просто пошел и вырвал его, не было бы больше мучительных ночей. Я однажды ходила рвать зуб. Я завопила, но только на миг, а потом никакой боли… только кровь пошла.

— Кровь хуже всего… это так некрасиво! — воскликнул Уолтер. — Мне стало плохо, когда прошлым летом на моих глазах Джем порезал себе ногу. Сюзан сказала, что у меня был такой вид, будто я в следующую минуту упаду в обморок и помощь мне нужнее, чем поранившемуся Джему. Но для меня невыносимо было видеть, как Джем страдает. Кто-то всегда страдает, Фейт, — и это ужасно. Я не в силах смотреть на тех, кто страдает. Мне просто хочется бежать от них… бежать без оглядки… туда, где я не буду их ни видеть, ни слышать.