Антуанетта - [37]

Я сказал ей, что покидаю остров, но перед отъездом хотел бы сделать ей подарок. Подарок был не маленький, но она приняла его, не сказав спасибо, не улыбнувшись. Когда я спросил, чем она собирается заниматься, Амелия ответила:

– Я давно знаю, что мне нужно, и знаю, что мне здесь этого не получить ни за какие коврижки.

– Ты такая хорошенькая, что можешь легко получить все, что захочешь.

– Да, – просто отозвалась Амелия, – но не здесь.

Она хотела поехать к сестре, которая была портнихой на Демераре. Но в Демераре она жить не собиралась. По ее словам, ее тянуло в Рио. Там много богатых людей.

– Ну и когда ты начнешь свое путешествие?

– Очень скоро.

Она сказала, что сядет на лодку в Резне и попросит рыбаков, чтобы они отвезли ее в порт.

Я рассмеялся и решил ее немного подразнить. Я сказал, что она убегает от старухи Кристофины.

Она ответила без тени улыбки:

– Я никому не желаю зла, но здесь не останусь. Я спросил ее, как она доберется до Резни.

– Обойдусь без лошади или мула, – отвечала Амелия. – У меня сильные ноги. Дойду как-нибудь.

Когда она уже уходила, я не смог сдержаться и спросил со смесью ликования и надежды:

– Ну что, Амелия, тебе по-прежнему меня жалко?

– Да, – ответила она. – Жалко. Но мне также жалко и ее.

Они тихо прикрыла дверь. Я лежал и прислушивался, пока не услышал то, что хотел услышать: цокот копыт. Моя жена покинула дом.

Я перевернулся на другой бок и заснул. Разбудил меня Батист, который принес кофе. Его лицо было мрачным.

– Кухарка уходит, – сообщил он.

– Почему?

Он пожал плечами и развел руками.

Я встал, выглянул из окна и увидел, как она выходит из кухни: крепкая рослая женщина. Она не говорила по-английски или по крайней мере делала вид, что не говорит и не понимает. Я забыл об этом, когда сказал Батисту:

– Я должен поговорить с ней. А что это за узел у нее на голове?

– Ее тюфяк, – сказал Батист. – Потом она вернется и заберет остальное. Нет смысла с ней говорить. Она не будет больше работать в этом доме.

Я усмехнулся и спросил:

– Ты тоже уходишь?

– Я остаюсь. Я управляющий.

Я обратил внимание, что он не говорил ни «сэр», ни «хозяин».

– А эта девочка, Хильда?

– Она сделает так, как скажу я. Она останется.

– Отлично, – отозвался я. – Тогда почему ты такой мрачный? Твоя хозяйка скоро вернется.

Он пожал плечами и что-то пробормотал себе под нос на патуа, а потому я не смог понять, скорбит ли он по поводу моего поведения или расстраивается из-за того, что ему теперь придется выполнять больше работы.

Я велел ему повесить один из гамаков под кедрами, где и провел остаток дня.

Батист приносил мне еду, но не улыбался и говорил, только когда я его о чем-то спрашивал. Жена не возвращалась. И тем не менее я не чувствовал себя брошенным и одиноким. Меня вполне устраивали солнце, сон и холодная река. На третий день я написал осторожное письмо мистеру Фрейзеру.

Я написал, что размышляю над его книгой о духах и призраках, и вспомнил рассказанную им историю. Знает ли он, где сейчас живет та женщина, писал я. Не на Ямайке ли она?

Письмо отправилось с почтой, что бывала два раза в неделю, и, судя по всему, Фрейзер ответил сразу же, потому что еще несколько дней спустя я получил его письмо.

«Я часто думал о вашей жене и вас. И не раз собирался написать вам. Я вовсе не забыл тот случай. Женщину звали то ли Жозефина, то ли Кристофина Дюбуа. Она работала в доме Косвеев. После того как она вышла из тюрьмы, она как в воду канула, хотя все хорошо знали, что старый мистер Мейсон ей покровительствовал. Я слышал, что она купила или получила в подарок домик и клочок земли неподалеку от Гранбуа. Она по-своему очень неглупая особа и неплохо может выражать свои мысли, но мне никогда не нравились ее повадки и я всегда считал ее весьма опасной персоной. Моя жена настаивала, чтобы ее отправили обратно на Мартинику, и была недовольна, что я упомянул о ней в книге даже в такой косвенной манере. Мне доподлинно известно, что она не вернулась на Мартинику, а потому я отписал Хиллу, белому инспектору полиции в вашем городе. Если она живет поблизости от вас и снова примется за старое, дайте ему знать. Он пришлет парочку полицейских, и на сей раз она так легко не отделается. Я уж за этим прослежу…»

Ну что ж, Жозефина или Кристофина, думал я. Дай срок, Фина, дай срок…

Наступил час после заката, который я называл голубым. В такие моменты ветер обычно прекращается, а освещение делается удивительно красивым. Очертания гор приобретают удивительную четкость, и на светлом фоне неба прекрасно видны каждая веточка, каждый листик. Я сидел в гамаке и любовался чудным видом, когда приехала Антуанетта. Она прошла мимо, не удостоив меня взглядом, хлопнула дверью своей комнаты и неистово зазвонила в колокольчик. Батист пронесся бегом по веранде. Я выбрался из гамака и пошел в гостиную. Батист открыл буфет и вынул бутылку рома. Затем он отлил из нее ром в графин, который поставил на поднос вместе с одним стаканом.

– Это для кого? – спросил я, но он не ответил. – Нет дороги? – сказал я и засмеялся.

– Ничего не хочу знать об этом, – отозвался он.

– Батист! – громко позвала его Антуанетта. Он сделал шаг в сторону ее комнаты.