Антропологические традиции - [74]

С расширением профессиональной области антропологических исследований[80] возрастает и степень обезличенности в ней. Сегодня для антрополога почти невозможно знать всех остальных, как это было в 1960-х или 1970-х годах. Разнообразие теоретических и исследовательских интересов возросло. Как редактор «Anuário Antropológico» — журнала, созданного и возглавлявшегося Кардосо де Оливейра в Университете Бразилии в середине 1970-х годов, — я дважды делала обзор дисциплины с позиций журнала. В 1980-х годах большинство статей было сосредоточено в основном на таких темах, как крестьянство, индигенные исследования, и на таких областях антропологии, как индигенизм, родство, этничность, семья и социально-экономические изменения (Ramos 1991: 12–13). В 1990-х годах выросло число статей об эпистемологических проблемах, региональной динамике, этноистории, гендере, поп-культуре и преподавании антропологии; интерес к крестьянству, семье, классификационным системам и родству снизился, в то время как гендер, насилие и межэтнические отношения продолжали привлекать профессиональное внимание (Ramos 1999: 14–16). Сегодня исследовательские интересы включают такие вопросы, как общественное здоровье, государственная политика, окружающая среда, прогноз биоресурсов, политика партий, неправительственные организации, поп-музыка и репродуктивные технологии.

Вовлекая академию

Исследования межэтнических отношений нацелены на разоблачение механизмов доминирования, под действием которых принуждены жить индейцы после так называемого «усмирения». Они стали беднейшими из всей сельской бедноты. Они теряют земли и свободу жить согласно своим собственным культурным канонам. Им угрожает двойная опасность: экономическая обездоленность и страдания по причине их этнических отличий.

До принятия федеральной конституции 1988 г. быть «индейцем» официально рассматривалось как некое временное состояние. На протяжении всей истории официального протекционизма, начиная с создания SPI в 1910 г. и заканчивая ее сегодняшним преемником — FUNAI (Национальный индейский фонд), вся политика по делам индейцев была направлена на интеграцию. Вовлеченность правительства в эту проблему выросла до того, что она стала признаваться проблемой национальной безопасности. Такая интеграция означала бы превращение индейцев в белых. Однако в то время как официальная политика подчеркивает необходимость растворения индейцев в предположительно недифференцированной массе бразильцев, региональные массы, прямо или косвенно взаимодействующие с индейцами, отказываются принимать их как равных. Эти тиски превращают индейцев в постоянную мишень предрассудков, дискриминации и преследования (Ramos 1985).

Кроме того, интеграция на таких условиях означала уничтожение образа жизни, отличавшегося от предполагаемого «бразильского» образа жизни. Учитывая тот факт, что население страны в целом само по себе весьма дифференцированно, требование «однообразия» по отношению к индейцам оказывается дискриминирующим вдвойне: оно, во-первых, отрицает легитимность их собственного образа жизни; а во-вторых, навязывает им приспосабливание, которое более ни от кого в стране не требуется.

Помимо этого создание для индейцев постоянного напряжения в связи с дискриминационными мерами, как это часто происходит на местном уровне, можно приравнять к своего рода психологическому подавлению. Как бы мы ни смотрели на это, интеграция и сегрегация представляют собой разные формы достижения одного и того же — отрицания законной инаковости. А быть индейцем как раз и означает быть иным в контексте межэтнического контакта. Вне контраста с белыми (понимаемыми здесь как «civilizados» без отсылки к цвету кожи) не существует никаких индейцев.

Наиболее решительный разрыв этих двойных обязательств был обеспечен самими индейцами. Движение бразильских индейцев, сколь бы ни малы казались его результаты, уже сделало здесь определенные успехи, вопреки мстительным действиям землевладельцев, владельцев шахт и лесоразработок — действиям, приведшим к убийству их лидеров, уничтожению целых семей, незаконным арестам и другим формам репрессий.

Бразильской антропологии еще необходимо освоить события последних десятилетий, ставшие свидетелями глубокой трансформации политической роли индейцев как на местном, так и на общенациональном уровне. Ни один из теоретических подходов, например, исследования аккультурации, модель межэтнических трений или теория этничности, не представляется вполне подходящим для раскрытия сложностей индигенного движения в современной Бразилии. Требуются более чувствительные и гибкие инструменты для того, чтобы справиться с озадачивающими противоречиями, которыми полно это движение с его калейдоскопическим набором индейских персонажей и головокружительной скоростью, с которой меняются их тактики и стратегии (причем в контексте, когда антропологи утрачивают роль их ораторов и адвокатов). Еще сильнее, чем прежде, раскрывается вся неловкость и неадекватность субъект-объектного подхода, на котором основывалась почти вся антропология. Этот опыт, возможно, еще слишком нов для того, чтобы оценить его с помощью находящихся в нашем распоряжении теоретических инструментов, и является слишком свежим, чтобы мы успели разработать новые. Например, чрезвычайно завышенные материальные требования некоторых индигенных групп в ответ на просьбы о помощи в исследовании все еще поражают отдельных этнографов и вызывают их недовольство. Ирония в том, что это настроение «отмщения» со стороны индейцев является побочным продуктом воинственных усилий этнографов по защите индигенных прав. Все еще находясь под эмоциональным и интеллектуальным влиянием этого беспокоящего обстоятельства, этнографы пока не успели как следует оценить все импликации этой новой ситуации в межэтнических отношениях.