Антропный принцип, продолжение - [47]

Ильинский провел рукой по волосам, расправил плечи и осведомился:

– А что, собственно, от меня требуется?

– Прекратить работу по проекту универсальной бинарной волны. Проще простого, – ответил машгиах.

– Нет, – сказал Савва.

Мальчик нахмурился и перевел взгляд на Яну:

– Скажи ему!

– Еще чего, – мотнула головой Яна. – Если мне в небытие, так хоть буду знать, что не зря.

Ее тонкие бледные пальчики легли на ладонь Саввы, сжали ее, и он ответил на это пожатие.

Настало время для козырных тузов в рукаве. Я и хотел, и не хотел этого разговора: все равно, что рассказать ребенку о том, что Деда Мороза не существует, точнее, что Дедом Морозом все это время был пьющий сосед дядя Сеня, но выхода другого не было.

– Это не Яна, которую ты знал, Савва Гаврилович. Та девушка погибла почти двадцать лет назад.

После визита к Леокадии Адольфовне я попросил Кардинала навести справки, и он без труда собрал то немногое, что осталось от Яны и ее мамы – так, несколько чернильных строчек на пожелтевшей бумаге, погребенной среди пыльных папок в железных ящиках необъятных архивов. О маме совсем мало, только про связь с женатым чиновником из партийного аппарата, который в итоге бросил и ее, и свою внебрачную дочь, вернувшись к официальной семье. О Яне чуть больше: вот школа в родном для ее мамы Ростове-на-Дону, отличные оценки почти по всем предметам и твердый «неуд» по поведению; вот характеристика от директора школы: «…в общении со старшими склонна проявлять дерзость и неуважительное отношение к авторитету…»; вот диплом за победу на городской олимпиаде по математике, вот привод в милицию за драку на танцах; вот еще один диплом – за спасение утопающего: лето, река, младший братишка одноклассника, который пытался за ней ухаживать, падает в воду с самодельного плота, никто не заметил, а она увидела. Вот то, благодаря чему в архиве осталась хотя бы такая малость: «проведена профилактическая беседа сотрудником КГБ по Ростову и Рост. обл. ст. лейт. Шипиловым по факту распространения слухов о новочеркасских событиях, имевших место…». И вот последнее: 14 февраля 1966 года, пьяный водитель груженого кирпичом самосвала не справляется с управлением на обледеневшей дороге и врезается в рейсовый автобус – трое погибших, три женщины 1933, 1930 и 1949 г. рождения. Две старшие женщины – ее мама и тетя, они погибли на месте. Яна прожила в больнице еще два дня и умерла на рассвете 16 февраля. Так закончилась жизнь взбалмошной рыжей девчонки, умной, дерзкой и яркой, которая однажды летней ночью на плоту посреди озера то ли в шутку, то ли в самом деле поверив, сказала другу-мальчишке, что она – пришелец с далеких звезд, и которая два с половиной года писала потом ему безответные письма. Сколько их было за полтора года, с сентября 1964-го, когда по случайности оказавшаяся дома Леокадия Адольфовна отправила в печку первый нераспечатанный конверт, до января 1966-го, когда огонь уничтожил последнее послание Яны? В каком из них она призналась, что выдумала про другие планеты, чтобы оправдать свой скорый отъезд из Ленинграда? О чем писала потом, спустя год, полтора? И как изменились бы сценарии в Сфере вероятности, если бы любящая и строгая мама передала тогда сыну письмо от его пропавшей подруги?

Савва смотрел на меня – так, верно, первые исповедники смотрели на беснующихся язычников: то ли свет высшей истины в глазах, то ли тихого помешательства, и ответил:

– Спасибо, Виктор, но мне это хорошо известно. Яна все рассказала. Да, и про письма тоже. Это не имеет значения.

Настал мой черед замолкать и бледнеть.

– Выход из физического тела не всегда бывает комфортным и легким, иногда обстоятельства требуют довольно болезненных и драматичных решений – например, как вот это, с грузовиком. Или как сейчас, с отказом прекратить работу над технологией, которая потенциально может уничтожить человечество.

Савва помолчал немного и продолжил:

– Я чувствую себя немного виноватым за то, что пришлось вводить вас в заблуждение – главным образом представляя себя самого жертвой манипуляций.

– Так оно и есть, Савва Гаврилович, – сказал я. – Что бы она ни говорила, что бы ты ни придумал себе – так и есть.

– Это вопрос веры, – ответил Савва. – У нас с вами она разная.

– Какая вера, Савва Гаврилович, ты же ученый…

Он засмеялся, негромко и с удовольствием. Так смеются совершенно счастливые люди.

– А при чем тут наука? Знаете, я не являюсь сторонником научного детерминизма и не считаю, что наука способна полностью объяснить мир. Думать так – все равно, что считать, будто пейзаж Айвазовского или Куинджи можно исчерпывающе описать при помощи химического анализа холста и красок. А во-вторых, наука никогда не была моим выбором. Это был выбор мамы, а у меня просто неплохо получалось заниматься математикой. Честно говоря, подростком я думал о том, чтобы бросить и математику, и физику, а сосредоточиться на астрономии, скажем, а может, и вовсе стать путешественником, или писателем, или спортсменом – в жизни столько всего интересного!

– Что ж не стал?

– У меня появилась цель, своя собственная, для того чтобы продолжить научные занятия. Понимаете, когда Яна сказала мне тогда, что ей скоро нужно будет отправляться обратно…