Антропный принцип, продолжение - [27]

– И на что тратили? Деньги-то немалые.

– Вообще мы сначала так решили: наберем тридцать две тысячи, чтобы семье каждого из наших ребят, кто погиб в Кармахане, дать по тысяче. Вроде как в помощь, всем поровну. А потом уже решим, что и как дальше. Наивные были, думали, что эти тридцать тысяч будем год собирать: деньги-то огромные, две хорошие трехкомнатные квартиры купить можно – а взяли их с первых двух жуликов, представляешь? Ну, тогда уже решили, что всем будет по пять. У носатого этого, которого мы в мае на входе в квартиру прижали, мало взяли, всего десятку, хитрый оказался, но у него мама дома была, не стали усугублять; а вот на квартире, где стрельба вышла, забрали больше трехсот. В итоге летом прокатились по семьям ребят и раздали всем по десять тысяч, как одна копеечка. Я сам ездил к семье Сереги Лесного в Гомель, волновался страшно, не знаю, почему. Но все нормально прошло: вдова его меня увидела, сразу поняла, откуда и кто я. Ну, я не стал в подробности вдаваться, сказал, мол, умер ваш муж мгновенно, в геройском бою. Про деньги объяснил, что собрали всей ротой, кто жив остался, в помощь и как знак благодарности. А вот Зуля, прапорщик, что гранатой себя подорвал вместе с «духами», совсем одиноким оказался. Ни родителей, ни жены, ни детей. Пришлось деньги назад везти. Хотели какому-нибудь детскому дому пожертвовать, ну, типа как Деточкин, но потом решили, что не нужно: сумма большая, подозрения можно вызвать.

– И что, себе ничего не брали?

– Почему же, брали. Я вот магнитофон купил. Айдын на свадьбу отложил: он у себя дома на титаномагниевый комбинат устроился хлоропроводчиком, зарплата небольшая пока, а для начала семейной жизни деньги понадобятся. Вова машину собирался взять, но я сказал, чтобы повременил, нельзя сейчас большие покупки делать, не время. Гелий в перспективе за границу хочет уехать на постоянное жительство, в Италию, чтобы живопись изучать, на это тоже деньги нужны, копит…

– Ну, теперь-то, считай, накопил, – заметил я.

Славка усмехнулся.

– Там вообще случайно вышло с этим сейфом. Мы уже двадцать тысяч взяли и собирались откланяться, когда Гелий вдруг эту картину в спальне увидел и как будто сам не свой стал: возьмем да возьмем. А у нас закон: берем исключительно деньги, никаких вещей, золота, ювелирки – только лишние риски со сбытом или вещдоки, если до обыска дело дойдет. Гелик сам такое правило предложил, а тут сдурел словно: не хочу, говорит, чтобы Коровин висел у барыги в доме, эта картина должна принадлежать людям. Я бы его, конечно, остановил, но он уже раму со стены снял – а за ней сейф. Пришлось уговорить хозяина подсказать шифр, открываем – там толстенные пачки сотенных, облигации, страховки какие-то, доллары, даже немецких марок немного. Еле унесли, чемодан пришлось прихватить.

– И что теперь планируете делать с таким богатством?

– Ты мне лучше скажи, что с тобой делать. – Ствол «парабеллума» качнулся, будто в раздумьях. – Принесла же тебя нелегкая… И убивать не хочется, и отпускать нельзя. Нельзя ведь отпускать тебя, Витюня?

– Да мне один хрен, честно говоря, – ответил я и равнодушие мое было почти искренним. – Хочешь – убивай, хочешь – нет. Поверь, я не самая большая твоя проблема.

– Вот как? – Славка приподнял брови. – А что же тогда самая большая?

– Деньги, которые вы у Рубинчика взяли. Они не его.

– Догадываюсь, крутовато для спекулянта. А чьи?

– Пекарева знаешь?

Славка помрачнел и насупился.

– Слыхал о таком. И что?

– Это деньги его коллектива. Рубинчик их держал, в облигации вкладывал, валюту покупал. Пекарев ищет их теперь, и очень старательно.

– Да и пусть ищет, – буркнул Славка, но как-то не очень уверенно. – Подумаешь! Вы не нашли, а он что, лучше тебя сыщик, что ли?

– Он, конечно, не лучше, – ответил я рассудительно. – Но у него, я бы сказал, богаче выбор методов. Мы вас почему пока не нашли? Потому что так и не установили связи между потерпевшими.

– Потерпевшими! – презрительно фыркнул Славка. – Тамбовский волк им потерпевший.

– Этот твой Груздь по делам моего отдела не проходил, ОБХСС нам на него информации не передавал, и может так быть, что им самим еще неизвестно о том, что есть такой вот барыга Груздь, клиенты которого все как один становятся… потерпевшими от банды неуловимых мстителей за антисоветский образ жизни.

– Слышь, сам ты банда!

– Но вот Пекареву твой Груздь точно знаком, – спокойно продолжал я, – и рано ли, поздно ли, но ему придется лезть в кузов и объяснять, как так вышло, что всех его покупателей навещают знаменитые «вежливые люди». А может, что Груздь и сам уже об этом крепко задумывается, вспоминает, два и два складывает, и завтра прибежит к Пекареву поделиться своими соображениями. И тогда, Слава, к тебе придут с вопросами, и будут это не мои коллеги и не комитетчики.

– Меня бандитами пугать не надо, – мрачно сообщил Славка. – Я на них в Афгане через прицел достаточно насмотрелся.

– Тут не Афган, Слава. Можешь обижаться на государство сколько хочешь, но там ты был его частью, защищал его интересы с оружием в руках. А здесь с оружием в руках ты и сам просто везучий начинающий бандит…